Живая вода - Юлия Александровна Лавряшина
– Нет, я должна к ней сходить, – неожиданно сказала Наташа вслух и с испугом уставилась на Рему.
– К кому? – поинтересовалась Рема почти безразлично, а не ответить почему-то было невозможно.
Проделав на запотевшей банке ломаную прозрачную дорожку, Наташа вздохнула:
– К Кате. Надо хотя бы узнать: как она там? Разве нет?
– Было б плохо, так пришла бы.
– Может, как раз и нет. Вы что, Катьку не знаете? Она из таких. Забьется в раковину и подохнет от тоски… Она ведь Рак по гороскопу. Они самые чувствительные…
Словно вынужденно сдаваясь, Рема пробормотала:
– Ну ладно… Сходи. Сейчас, что ли? Тогда Светку в зал пришли, заболталась совсем.
«Арни спит с ней, гад такой!» – Наташу так и подмывало сказать об этом Реме, но она подозревала, что Арсению тоже найдется, в чем ее уличить… Лучше уж не трогать этот злой клубок взаимных подозрений. Было противно только, что все это происходит в одной семье под одной крышей. Себе Наташа никогда такого не позволила бы.
– Кате-то не проговорись, – сказала Рема ей в спину.
– О чем?
– Знаешь ведь… Что он опять со Светкой… путается, по-другому и не скажешь.
– Так вы знаете? – У нее от страха пересохло во рту: «А что еще вы знаете?!»
– А то Светка у нас такая скрытница!
– Так это она проболталась, – выдохнула Наташа.
Если б ей удалось однажды заглянуть в мысли Ремы, она обнаружила бы еще много неожиданного. В них, как в большом доме, где открыты все двери, вместе жили все дорогие ей люди. Рема прислушивалась к тому, что они говорят, за каждым признавая право на свою правду. Может, тоном она и не одобряла того, что делает с ее сыном Катя, но в душе робко восхищалась этой женщиной, уважающей себя настолько, чтобы предпочесть страдание унижению.
Отпуская очередную порцию мороженого, она переключилась в мыслях на Светку. На холодные шарики полился абрикосовый сироп… Вот она – Светка. Кожа такая же белая, не теплая на вид и какая-то ватная, а волосы желтоватые. Против Кати – пугало огородное, иначе и не назовешь, а вот гляди-ка… Рема вздохнула: поди разбери этих мужчин! Хоть и сын, и любимец, а где уж его понять. Ради какой-то жалкой минуты радости (да и радости ли?) взял и пожертвовал… всем. Получается, всем.
Рема не пыталась дознаться, как это у них произошло. По ней, так все это всегда одинаково происходит… Задним числом она корила себя: видела ведь, к чему дело идет. Может, сам Арни не понимал… Скорее всего, и Катя не замечала. Даже Светка наверняка не могла знать: выйдет что или нет. А Рема все видела… Как то и дело ее младшая сноха, будто невзначай, оказывалась рядом с Арсением то в коридоре, то на кухне… Как всегда напрашивалась съездить с ним за продуктами… Как в любой маломальский праздник целовала его непременно в губы… И не оторвать ведь ее было, пока он сам не начинал смеяться. Вот и досмеялся… Когда они вместе уезжали на базу, Реме не требовалось слишком напрягаться, чтобы представить вечно раздвинутые Светкины колени, и левое, конечно, то и дело прижималось к руке Арни, лежавшей на рычаге скорости.
Светка все проделала с тщательностью: она цепляла петлю за петлю и вывязывала новый узор их жизни, которого никто, кроме нее, целиком не видел. Арни ужаснулся бы, если б только представил, что из всего этого получится. Может, у него и возникали мысли: «У всех ведь это бывает…» И они тешили Арни, вот он и забыл о том, что всю жизнь стремился быть не как все. Потому и Зайцем обрядился – далеко не каждый на это решился бы. Стоило ему уподобиться «всем», и он стал таким же, как эти самые «все»: несчастным и одиноким.
– Бабушка, – младшая внучка повисла у Ремы на руке, – смотри… Там опять та тетенька в зале. У которой нос как в мультиках рисуют… Вон она, под художником сидит.
Рема нашла взглядом тряпичную куклу в берете и с кистью.
«Верно. – Она рассмотрела сидевшую за столиком женщину и неожиданно встревожилась. – Чего это она к нам зачастила? Всегда берет коньяк и дорогой кофе. У нас одиночки – редкость… Детей у нее явно нет, может, и мужа не имеется… Разве сидела бы тут вечерами?»
У нее знакомо заныло сердце – еще одна охотница до Арни? Рема видела: ее мальчик с самого детства излучал свет, который приманивал женщин, но не властно, а ласково. И это еще сильнее кружило им голову… Даже когда он был ребенком, всем хотелось его потискать.
Продолжая зачерпывать скользкие шарики, раскрашивать их сиропом и посыпать орешками, Рема не забывала следить за странной посетительницей: «Точно Арни ждет!» Пригляделась: чашечка из-под кофе уже отставлена. Что ей нужно? Не в первый раз дожидается, но ни разу не окликнула его. А ведь ждет именно Арни, Славка уже пронесся через зал, она и внимания не обратила. Реме даже стало обидно: ее старший сын тоже получился что надо! Повыше и поздоровее Арсения. Рядом со Славкой все чувствовали себя защищенными…
И все же Рема не могла не признаться себе, что будь она женщиной, которой приходилось бы выбирать между братьями, вряд ли ей удалось бы заметить кого-нибудь, кроме Арни.
На самом деле Слава не остался незамеченным. Лиля взглянула на него вскользь и сразу поняла: брат. Она подумала о том, что природе как никому другому удается утонченная жестокость, когда по ее прихоти даже близнецы могут оказаться на разных уровнях обаяния. Какая-нибудь крошечная черточка, чуть иной рисунок губ… И один из двоих всегда будет вызывать лишь сочувствие.
У Арни был другой взгляд. Старший брат мог до изнеможения обливаться потом на тренажерах, но жизнь всегда будет удостаивать его лишь тем, что в родах называется последом. Выжимка интереса, в котором нет ни красок, ни деталей. Даже от своей жены, той самой, с большим смешливым ртом, Слава наверняка получал не больше – Лиля сразу подмечала такие вещи: Наташа смотрела на него взглядом сестры. Этот мужчина только казался большим, но он не мог заполнить всю душу целиком.
Вот у Кати в
