Живая вода - Юлия Александровна Лавряшина
– Я отпустила девочек, – сказала Лилия Сергеевна. – Я чувствовала, что ты придешь.
– Вот я и пришла. – Катя с досадой подумала, что ответ был довольно глупым. Рассердившись, она выкрикнула то, о чем не собиралась спрашивать сразу: – Где Арни?
– У меня.
– У вас?!
Катя давала слово держать себя в руках, но дыхания не хватило – сердце опять провалилось, утянув его за собой. Та незаконченная, но кое-как уже сложившаяся картинка их настоящего, которую Катя наспех составила, мгновенно распалась. Теперь она даже не знала, о чем спрашивать.
– Он живет у меня, – повторила директор, не делая акцента ни на одном слове, но Катя услышала «живет».
– Понятно, – сказала она, хотя не понимала вообще ничего.
– Не думаю.
Усмешка уже не задела. Катя чувствовала себя омертвевшей настолько, что эта новая обида только безболезненно чиркнула по поверхности.
– Я могу с ним поговорить?
– Если он в состоянии…
– То есть как?
– У него запой. Не надо объяснять, что это такое?
– Понимаете, если сегодня он… Сегодня пятое. – Катя говорила так путано, что сама перестала себя понимать.
Директор встала из-за стола:
– Ах да. День вашего бракосочетания. Значит, вы передумали? – Она сдула что-то невидимое с новой икебаны.
– Да, – только и сказала она.
– Что это у вас с руками? Да что вы? Думаете, я мечтаю, чтоб вы скончались прямо у меня в кабинете? Пойдемте, – вдруг решила директор. – Конечно, вы должны поговорить.
Двигаясь тихо, как заговорщики, и не произнося больше ни слова, они везде погасили свет и проверили двери. Катя подождала у выхода, пока Лилия Сергеевна оденется, и удивилась, когда та вышла с непокрытой головой.
– Там холодно…
– Я же на машине. Ну, пойдемте.
Катя прислушалась, как подозрительно «сбоило» сердце, и взмолилась: «Держись! Не сдавайся…»
Пока прогревался мотор, Лилия Сергеевна сказала, пристально глядя перед собой через лобовое стекло:
– Не думайте, что я собираюсь держаться за него зубами. Я не буду вам всего рассказывать. Но это глубже, чем может вам показаться. С моей стороны, разумеется. С его – никак. Вообще никак. Я это чувствую.
Неожиданно она вздрогнула, словно почувствовав что-то еще, и прислушалась. Потом отрывисто бросила:
– Поехали.
Катина тревога рванулась к голове, и в глазах потемнело, как бывало, когда приходилось бежать. Снег мчался им навстречу и пытался залепить глаза, но тонкие механические лапки защищали двух женщин, не научившихся разговаривать друг с другом. Город обрастал темнотой, и Катя со страхом думала, что должна опередить эту ночь, успеть, пока она еще не поглотила все, ей принадлежавшее.
Уже у дома Лилия Сергеевна резко сказала:
– Выходите. Да скорее же! Мы не опоздали, я знаю…
«Я дойду!» – крикнула Катя своему сердцу и побежала наверх, уже чувствуя, что… Что?!
Она ударилась о дверь прежде, чем хозяйка вставила в скважину ключ, и закричала:
– Арни!
Лиля не останавливала ее, не заставляла замолчать, и крик рвался в то замкнутое пространство, где заключил себя Арни. Его имя просачивалось сквозь щели, он не мог не слышать, и то, что дверь все не открывалась изнутри, отозвалось в Кате ужасом. Она колотила по деревянному прямоугольнику, оглохнув от грохота.
Когда же дверь наконец распахнулась вовнутрь, она упала на колени, но Лиля ее не подхватила. Толкнув Катю бедром, она бросилась к другой двери.
«Сколько же их будет – этих дверей?» – Катя еще стояла на коленях, когда рваный ритм бешеной пляски у нее в груди вдруг разом стих.
Ей сразу стало спокойно и захотелось лечь. Ламинат оказался холодным и гладким, как лед. Наверное, у Арни мерзли ноги, когда он ходил по нему, ведь тапочки он, конечно, не подумал захватить с собой…
«Хорошо. – Ей даже захотелось улыбнуться. – Теперь все будет хорошо…»
Но в тишину, которая покачивала Катю, убаюкивая, осторожно влился всплеск того «вьющегося водного потока», который когда-то она только воображала, а теперь видела даже через дверь. У него было короткое глубокое имя… Она была вечной, эта река. Она могла поглотить любую боль и жить с нею, не обмелев ни на пригоршню. Движение воды было едва различимым, но живым. Оно легко толкнулось в замолчавшее Катино сердце, и раздался чей-то голос, похожий на птичий: «Не время!
Вставай…»
Катя открыла глаза, и лакированное дерево тотчас загородило реку, по которой могли уплыть они с Арни, если б кто-то не заставил их остаться. Теперь ей казалось, что там вообще нет никакой воды, а только долгий трудный ход, по которому предстоит вести к свету… То ли ей его, то ли ему ее. Не оглядываясь назад.