Индекс Франка - Иван Панкратов
Тем временем они с Лопатиным пришли. В палате у Беляковой был уже Шатов — хирург, отвечающий за гнойные койки в этом квартале. (Официально отделения не существовало, койки были прицеплены к общей хирургии в качестве общепризнанного источника головной боли, поэтому для справедливого распределения и была придумана система — раз в три месяца условный заведующий «гнилухой» заменялся очередным доктором-хирургом; комбустиологов эта система в свои ряды не вовлекала).
Постель Беляковой была в крови, Шатов вместе с перевязочной сестрой пытался наложить давящую повязку на область язвы. Сама Лидия Григорьевна была хоть и в сознании, но Платонова не узнала, лишь стонала и временами вскрикивала от боли.
— Миша, что тут у тебя? — спросил Лопатин Шатова. — Справляемся или надо срочно в операционную? Обрисуй в двух словах.
Михаил Леонидович, продолжая удерживать ногу в приподнятом положении, чтобы сестре было удобней бинтовать, прокомментировал:
— Закровила, судя по всему, минут тридцать тому назад. Соседка по палате спала. Сестра заметила, когда кровь уже на полу оказалась — а это значит, что простыня промокла и одеяло.
— Литр? Больше? — уточнил Лопатин.
— Больше, — тяжело дыша, ответил Шатов. — Тяжёлая, блин… Скоро ты там, Наташа?
— Можете опускать, — Наташа завязывала узлы на бинте. — Промокает все равно. И быстро, — показала она на красное пятно, что медленно, но неотвратимо проступало на тампоне, подложенном в повязку.
— Так не пойдёт, — покачал головой Шатов. — Жгут кладём.
Он протянул руку к изголовью и взял жгут, накинутый на спинку кровати дежурной медсестрой. Просунул его под верхнюю треть бедра, попытался натянуть и скептически ухмыльнулся:
— Придётся максимально высоко накладывать. Не факт, что я такой инфильтрат продавлю.
Он затянул первый тур жгута, защёлкнул на максимально возможную кнопку и молча принялся смотреть на темпы роста красного пятна на повязке. Спустя минуту стало ясно, что кровотечение если и не прекратилось, то хотя бы уменьшилось.
— Время жгута девять пятнадцать, — громко сказал Шатов. — У вас там что сегодня по плану?
— Две холецистэктомии и лёгкое, — вздохнув, ответил Лопатин.
— Отодвигай, — Шатов махнул рукой, сразу отсекая всяческие возражения. — И ты мне нужен сам. Всё идёт к экзартикуляции в тазобедренном суставе, так что ещё и травматолога позовём.
Платонов, всё это время стоявший в дверях в качестве стороннего наблюдателя, увидел, как Лидия Григорьевна остановила на нем взгляд и попыталась что-то сказать. Её губы шевелились, но никто, кроме Виктора, не заметил этого. Лопатин с Шатовым отправились раздавать распоряжения в ординаторскую, оставив Платонова в палате одного. Виктор приблизился к кровати, стараясь не наступать на разбросанные по полу кровавые салфетки, которые уронила Наташа, выгребая их из-под пациентки.
— Вадик… — услышал он шёпот Беляковой. — Вадик…
— Я думаю, он в порядке, — сказал Платонов, понимая, что с Вадиком сейчас может быть всё что угодно. Лидию Григорьевну в её теперешнем состоянии надо было успокаивать любой банальщиной, какую только можно было придумать. — Он дома или в институте. Наверное, — в конце добавил Виктор, решив, что он бы на месте полиции подержал Белякова в камере сутки или двое за хулиганское поведение.
— Таблетки… — прошептала Лидия Григорьевна. — Нужно, чтобы он…
— Ваши таблетки? От давления? — спросил Платонов. — Принесёт, как решит навестить. Обязательно скажем ему.
Виктор помнил, что на истории болезни есть телефон Вадима — его мама продиктовала при оформлении. Надо будет позвонить и сказать.
Она смотрела на него глазами, полными слёз. Пересохшие губы пытались добавить что-то ещё, но Платонов ничего не мог разобрать. Он посмотрел на повязку — пятно крови неумолимо увеличивалось.
Виктор добавил скорость в капельнице почти до струйной. «Плазмалит» подходил к концу, на подоконнике уже лежал готовый пакет «Дисоли». Платонов, не дожидаясь медсестры, поменял растворы, взглянул на часы и потом — на Лидию Григорьевну.
— Вас будут оперировать, срочно. Да вы, наверное, и сами уже поняли.
Она ответила ему одними веками.
— Придётся убирать ногу. Высоко, — пояснил Виктор. — Сейчас подготовят операционную, вас поднимут туда, дадут наркоз. Не бойтесь.
Вошёл Лопатин, немного отодвинул в сторону Платонова. В руках он держал бланк, заполненный красивым сестринским почерком.
— Лидия Григорьевна, вы осознаете тяжесть своего состояния? — спросил Николай Павлович. — Вы почти год самостоятельно лечили саркому бедра, теперь развилось кровотечение из опухоли. Ваша гипертония и основное заболевание всё-таки вместе сыграли роковую роль. Если срочно не прооперировать, вы погибнете в течение нескольких часов.
Лидия Григорьевна что-то шепнула. Платонов, удивлённый высоким слогом хирурга, стоял молча, ожидая более понятной реакции пациентки и не вмешиваясь в разговор.
— Скажите спасибо вот этому доктору, — Лопатин, не оборачиваясь, рукой с бланком махнул себе за спину. — Сейчас бы дома в луже крови лежали и скорую не могли вызвать.
— Дайте ей уже подписать, — тихо сказал Николаю Павловичу Виктор. — Зачем сейчас проповеди.
— Нам нужна подпись на вашем согласии на операцию, — Лопатин протянул бланк. — Сможете расписаться?
Он вложил ей в слабые пальцы ручку, подсунул под бланк книгу с соседской тумбочки. Лидия Григорьевна вывела совершенно неожиданным в такой ситуации каллиграфическим почерком «Белякова» и уронила ручку, закрыв глаза.
— Надо поторопиться, — взглянув на подпись, сказал Лопатин. Он вышел в коридор, и Платонов услышал его зычный голос:
— Каталку в четвёртую палату!
Платонов ещё раз посмотрел на часы и решил, что поможет переложить, а потом позвонит Вадиму насчёт таблеток. Время до начала операции в ожоговом отделении у него ещё было.
Вернулся Шатов — проконтролировать отправку пациентки в операционную. Вместе с ним Платонов на простыне закинул Лидию Григорьевну на каталку. Белякова вытерпела погрузку стойко, нащупала руку Виктора в перчатке и из последних сил шепнула:
— Вадик…
«Да чтоб он провалился, этот Вадик, — вспомнив о ночном происшествии, подумал Платонов. — Но ведь просит же, как ей откажешь. Несчастная женщина…»
— Я помню, — сказал Виктор. — Таблетки. Конечно, я все сделаю.
В кармане зажужжал смартфон, откликнувшись тут же на умных часах. Платонов взглянул на экран — Балашов. Значит, пора в операционную.
— Слушаю, — ответил Виктор на звонок.
— Где ты ходишь? — Виталий был возмущён, но не сильно, а в пределах своего своеобразного чувства юмора. — Мы уже этого малолетнего преступника выгрузили из клинитрона и прикатили. Давай быстро. Надо на стол переложить, как тебе надо.
Тем временем палата опустела — Лидию Григорьевну увезли в сторону лифта. Платонов вышел в коридор, заглянул в открытую пустую ординаторскую, не обнаружил там истории Беляковой и быстро сообразил, что Шатов забрал её в операционную.
— Значит, зайду потом и позвоню этому припадочному, — решил Виктор. Лидия Григорьевна после такой тяжёлой операции наверняка пойдёт в реанимационное отделение, так что таблетки ей ещё не скоро понадобятся, там своего арсенала препаратов хватает. Так что время у него было. Он почему-то чувствовал в себе большую меру ответственности за Белякову и хотел помочь ей, чем мог.
Платонов прикрыл дверь ординаторской, увернулся от тележки с биксами, что толкала перед собой санитарка, и направился в операционную — пора была заняться ожоговыми пациентами.
5
— Лена, шипучку дай, — попросил Лазарев. Операционная сестра протянула ему тампон с перекисью водорода. Пена взбухла над раневой поверхностью, но Платонов задавил её сухой салфеткой. — Сколько ты ещё планируешь?
Виктор осмотрел Медведева — насколько позволяла простыня, укрывающая его, пожал плечами.
— Ещё вдоль грудной клетки, с переходом на спину. А бедро левое уже отложим на следующий этап.
— Согласен, — сказал Алексей Петрович, выбрасывая тампоны в таз. — Давай остановим тут всё для начала…
Они прошлись по кровоточащим сосудам. Лазарев аккуратно прихватывал их пинцетом, Виктор прижигал коагулятором. Если текло на уходящем участке кожи — они особо не заморачивались, если же с операционного поля — ловили всё очень внимательно. Мальчишка и так по гемоглобину просел, а после подобной операции закровит ночью в клинитроне, если отнестись к гемостазу не очень внимательно.
— Вот вы живодёры, — задумчиво сказал Балашов. — Всё бы вам резать.
Его чувство юмора, напоминавшее о семейке Аддамсов, было комбустиологам известно очень давно. Они на него откликались ровно
