Имитация - Елена Бодрова

– Что? – прошептал, не успел остановить себя. Зачем отвечать – Костя не мое имя! – Вы обознались.

Руки превратились в ледышки, сунул их в карманы. Услышал тихий смех рядом, а затем, через паузу – смех сзади.

Сначала пошел, а потом припустил из арки не оборачиваясь.

Опомнился у дома. Стал хватать ртом воздух – дышалось глубоко, воздух падал в меня, как в бездонную яму, и всё было мало.

Прислонился спиной к обшарпанной деревянной двери своего подъезда. В голове отбивали ритм потоки крови, которую в неистовом темпе гоняло сердце. Пока бежал, забыл свою мысль о теме фуги, пропало бесследно зыбкое ощущение радости озарения. Теперь только стучало в висках: тум-тум, ту-ту-ту. Ту-ту-ту, тум-тум.

«Ко-сти бро-ше-ны, – билась кровь в голове. – Бро-ше-ны. Ко-сти».

Прикрыл глаза и замер, чтобы успокоить сердце.

Картинка из сна поднялась перед моим внутренним взором, цветная, объемная: зеркала, в них мое лицо, искаженное, то злое, то улыбающееся, то испуганное, круглые большие глаза; моё лицо, и не только моё, еще чье-то рядом, смутно знакомое лицо…

«Разбиты зеркала».

Тяжелый, сильнее других, удар сердца бухнулся мне в грудь, я распахнул глаза. Выдохнул. Повернулся к двери, открыл ее. Внутри – тоже темно, как было у Гены в подъезде. Сердце колотилось и я не зашел. Прикрыл дверь. Соврал себе, что просто хочу перезвонить Даше, она ведь звонила. Достал телефон.

Непринятый вызов: «16:44. Папа».

Выронил телефон, он скакнул от бетонного крыльца подъезда, перевернулся и клацнул о тонкую ледяную корочку лужи. Корочка треснула с таким звуком, будто ей сломали кость, и телефон как-то совсем быстро провалился в черную пропасть воды. Я нагнулся, схватил его, брызнув себе на джинсы. Перевернул дисплеем вверх, нажал кнопку разблокировки, он засветился и сразу погас. Нажал еще раз – ничего.

Черт. Сломался, наверное.

«Папа».

Распахнул дверь в подъезд, она коротко, визгливо скрипнула, нырнул во тьму, перемахнул три этажа, заглушая мысли шагами.

Когда вошел в квартиру, первое, что услышал – тихий мамин смех, первое, что увидел – чужие ботинки в прихожей. Стоят так, как это бывает только с чужими ботинками – немного в стороне от других, как будто стесняясь. Под аккомпанемент маминого смеха.

Разулся, стянул куртку, прошел в кухню.

Дверной проем открыл мне сначала чью-то брючину и ступню в черном носке, затем – колено и дальше, всего человека, сидящего спиной к двери. Когда я зашел в кухню, этот кто-то с брючиной и в черном носке – он обернулся.

– Привет, Илья.

Странно, что он здесь. Не был у нас девять лет. Неужели пришел из-за того, что я недавно заходил на фабрику?

Мама улыбнулась мне как-то неловко. Глазами, блестящими, как при температуре, она показала на гостя – намекала мне, чтобы поздоровался в ответ.

– Здравствуйте, дядя Костя.

– Как жизнь молодая? – спросил он бодро. И запоздало поднялся со стула, протянул мне руку. Я пожал.

– Нормально.

Не знаю почему, но мне не нравилось, что дядя Костя сидит у нас на кухне. И мамины блестящие глаза мне не нравились. Что они здесь обсуждали, пока я не пришел и не помешал?

– Вот, в гости решил зайти, – проговорил дядя Костя. Боже, какая жалкая фраза! Зачем он ее выбрал? Ее же почти невозможно сказать искренне.

– Хорошо, – сказал я, продолжая стоять при входе в кухню – ни туда, ни сюда. Дядя Костя снова сел.

– Узнать, как вы живете.

– Хорошо, – опять сказал я.

Мама опустила глаза. Тогда я решил не медлить, не подбирать слов для своего вопроса, раз они оба такие смущенные.

– Мама, а где папин телефон?

– Что? – испугалась мама.

– Папин телефон.

– Зачем? – одними губами уточнила мама.

Теперь уже глаза опустил дядя Костя. Поерзал на стуле. Наверное, теперь ему хотелось убраться отсюда поскорее, но воспитание не позволит. Придется еще немного побыть, послушать наш разговор про папу.

– Мне нужен папин телефон. Что непонятно? – сказал я чересчур резко.

– Его нет. Телефон папа взял с собой… туда.

– Туда? – переспросил я.

– Когда ушел и не вернулся, я хотела сказать.

– В могилу, ты хотела сказать.

– Илюша, что с тобой?

Мамины глаза стали большими и влажными, а дядя Костя принялся карябать ногтем указательного пальца скатерть и наблюдать за этим делом с преувеличенным вниманием.

– Мне нужен его телефон. Но если он забрал его с собой в могилу, ничего страшного.

В могилу. И звонит теперь.

Я резко развернулся – уйти, но услышал:

– Илюша…

Не выдержал, снова повернулся к ним лицом и сказал:

– А что если он жив?

И ушел в свою комнату. Закрыл за собой дверь. Точнее, хотел закрыть, но она захлопнулась со всей дури. Ну и ладно.

Стало тихо. Мама не последовала за мной, чтобы выяснить, почему я такой бешенный. Я и сам не понимал почему. Сидел, пялился на свой сломанный телефон. Телефон-утопленник. Интересно, его можно починить?

Послышался едва различимый щелчок дверного замка – дядя Костя ушел.

И даже после этого звука мама не зашла ко мне. Я так и сидел на кровати с погибшим телефоном в руках.

«16:44. Папа». Я думал, это Даша звонила… Что было бы, если бы я ответил? Если бы посмотрел на дисплей: «Вызывает Папа»? Чей голос услышал бы? Неужели его? Что если он жив?

– Сидишь в темноте, – услышал я мамин расстроенный голос. Но свет она не включила. Тихо зашла и села рядом со мной. – Вики еще нет дома. Полночь. Опять где-то мотается.

Какие убогие фразы, какая ненужная информация. Явно ведь не за этим пришла.

– Что случилось, Илюша? Костя рассказал…

– Костя? – ощетинился я.

– Дядя Костя рассказал, – поправилась мама, – что ты приходил на фабрику.

– Он приходил, чтобы рассказать, как я приходил?

– Что случилось, Илюша?

– Ничего.

– Зачем тебе папин телефон? Разве ты не помнишь, что телефон был при нем… и мы звонили, звонили раз сто, и полиция пыталась вычислить его местонахождение по телефону. Ты, наверное, не помнишь. Тебе было десять лет.

– Он позвонил мне.

– Что? Когда?

– Сегодня.

– Покажи, – мама выхватила у меня телефон.

– Сломан.

– Как же так?.. Илюша, тебе нужен новый телефон… – жалко пробормотала мама.

Новый телефон? Серьезно? Я сказал ей, что папа звонил мне! Папа, который пропал девять лет назад. А она про новый телефон. Как в плохом анекдоте.

– Мама, он звонил мне.

– Может, это ошибка? Бывает, что высвечивается не то имя…

– Мама! Ошибка?! А что если он жив?!

– Я просто не хочу, чтобы ты понадеялся, а потом…

– А я хочу, чтобы он был жив! – мой голос сорвался, я замолк. Хорошо, что свет не включен. У меня свело челюсть, а по щеке пробежала слеза. Не помню, когда я плакал в последний раз. Хотя нет, помню. Мне было восемь. Я исчез в зеркальном лабиринте.

Мама положила руку мне на плечо – не сжала, а просто положила, словно боялась, что я вскачу, убегу или еще что-нибудь выкину, если она надавит на меня еще хоть чуть-чуть, пусть даже весом своей руки.

Так мы просидели