Имитация - Елена Бодрова
Палец щекотно скользит по моей ладони – вверх-вниз, словно прощупывая линии. Затем я чувствую всю его ладонь – она обхватывает мое запястье. Когда я уже порываюсь снять повязку, он всовывает мне в руку что-то… бумажное? С тихим шелестом. Не твердое, не мягкое, маленькое, прямоугольное. Я инстинктивно сжимаю это что-то пальцами и слегка сминаю. Шелест.
Конфета?
Срываю повязку. В руке конфета.
– Вы сняли повязку – нашли партнера? Только в этом случае разрешается… – говорит Анна Ивановна, но я не слушаю.
В моей руке конфета фабрики, где работал отец. Кто мне ее дал?
Я оглядываюсь, как будто потерялся в лесу – жадно осматриваюсь. Все в повязках, на лицах улыбки. Только Анна Ивановна без повязки, она смотрит на меня и что-то говорит. Я не слышу. За ее спиной, у самой двери…
Тот самый парень, который вчера встретился нам на улице. Он выглядывает из-за приоткрытой двери, как будто намереваясь вскоре исчезнуть за ней. И улыбается. Меня передергивает от его улыбки. Вдруг я чувствую себя одиноким, как в пустыне, среди этих потерянных, слепых людей. Среди блуждающей толпы.
Он улыбается, а когда я делаю шаг к нему, скрывается за дверью.
Я подбегаю к двери, выскакиваю в коридор, гляжу вправо, влево – никого. Тупо смотрю вдаль коридора: выглядит так, словно по нему никто никогда не ходил. Не пустой, а крайне опустошенный коридор.
Возвращаюсь в кабинет.
– Потрудитесь объяснить, почему вы прервали упражнение?
Я не тружусь объяснять. Вспоминаю, как парень трогал мою руку. По спине пробегают мурашки. Вспоминаю, что в руке у меня зажата конфета, и только тогда ощущаю ее – шелестящий, колкий по краям фантик, а внутри, согретая моим теплом, уже тает шоколадная глазурь, я чувствую.
– Наденьте повязку и вернитесь в игру, пожалуйста.
– Извините, – я кладу черную повязку на учительский стол и выхожу за дверь.
Когда, запершись в кабинке туалета, дрожащими пальцами я разворачиваю конфету, меня не покидает уверенность, что сейчас я увижу…
Хочется закрыть глаза и не видеть. Хочется тупо улыбаться и расхаживать кругами, бессмысленно искать чьи-нибудь руки – хочется чего угодно, только не видеть то, что я наконец вижу, развернув обертку полностью и вывалив подтаявшую конфету в мусорное ведро.
«Кости брошены,
Разбиты зеркала.
Навсегда исчезнет кто-то:
Ты иль я?»
* * *Переждал оставшиеся до конца пары десять минут в тамбуре туалета и зашел в кабинет со звонком. Гена уже топтался вблизи учительского стола и краснел лицом, очевидно, собираясь задать Анне Ивановне вопрос. Наверное, что-нибудь про игру, в которую играли.
Я решил подождать Гену в дверях, понадеялся, что Анна Ивановна не заметит меня, но напрасно. Она остановила на мне взгляд своих светлых глаз и подозвала кивком. Пришлось подойти.
– У вас все в порядке?
– Да.
– Почему покинули класс?
– Личная причина.
– Зайдите ко мне на днях. В двадцать второй кабинет.
Я кивнул, хотя не собирался заходить.
Вместе с Геной мы вышли за дверь, он так и не задал свой вопрос психологу.
* * *– Так что? – спросил он, когда мы уже шли по улице. Припустил мокрый февральский снег, и под ногами зачавкала грязно-белая каша.
– Что?
– Ты идешь ко мне?
– Пошли, – согласился я. Гена улыбнулся и зашагал бодрее.
В кармане завибрировало, но я не стал даже доставать телефон. Знал, что Даша. Хочет встретиться, наверное. Или поговорить. После психологии я к ней даже не подошел.
– Я разгадал твою загадку, – сказал Гена.
– Что?
– Ну, ту, где «тот упал, а я остался».
– Тот разбился, а не упал.
– Ну разбился, разницы-то. Это ветер.
– Ветер?
– Сам подумай: они прыгнули со скалы вдвоем. Один из них разбился, с другим все в порядке. Это значит, что он может летать. Логично же?
– Наверное, – я запахнул воротник плотнее, чтобы снежинки не мочили мне шею.
– Это ветер, точно тебе говорю. Если ветер прыгает со скалы, он не разбивается.
– Так можно про многое сказать: про птицу, про бумажный самолет, да и мало ли что еще.
Гена надулся.
– Ну и ладно. Я хоть как-то разгадал, в отличие от тебя.
Достал фантик из кармана и протянул Гене:
– Молодец. Вот тебе новая загадка.
Гена взял фантик и стал читать. Даже замедлил шаг, настолько его это увлекло.
– Кости брошены – это про игральные кости?
– Не знаю.
– А зеркала разбиты – это к несчастью.
– Да, наверное.
Мне хотелось поскорее оказаться в помещении. Снег залеплял щеки, таял и тек, как слезы.
– Навсегда исчезнет – это смерть?
– Не знаю, – я вспомнил про папу. Он тоже исчез. Только непонятно, навсегда ли. Хотя… понятно же. – Да. Смерть.
– Мрачная загадка. Надо угадать, кто исчезнет, что ли?
– Не знаю я, – начал нервничать, то ли от снега, от которого приходилось постоянно щуриться и отирать щеки, то ли от этих загадок. Не хотел думать о загадках. Не хотел думать о парне, который дал мне конфету. Совершенно ясно, что это его дурацкие шутки. Но зачем? Мы даже не знакомы.
– «Ты иль я».
– Знаю.
– Что знаешь? Я прочитал последнюю строку: «Ты иль я».
– А звучит, как… – я не договорил. Забрал у него фантик и прочел загадку еще раз.
«Навсегда исчезнет кто-то. Ты, Илья?» Черт. Это уже похоже на угрозу. Только при чем здесь «кости брошены» и «разбиты зеркала»?
– А может, ответ и есть «смерть»? – гадал Гена. – «Кости брошены» – это про судьбу. Фатализм такой: кости брошены, ничего уже не изменить. «Зеркала разбиты» – про несчастье. А «исчезнет кто-то» – явный намек на смерть, ты не находишь? А в конце неопределенность: пока непонятно, кто именно умрет: ты иль я. Фу, жуть.
«Ты, Илья?»
Я тряхнул головой. Не позволю какому-то незнакомцу выбить меня из колеи. Зачем ему всё это? Кто он?
Подошли к Гениному подъезду. Я задумался на минуту. Поднялись на второй этаж.
– Видел у нас в консерватории новенького?
– Какого новенького?
– Парень примерно с меня ростом, может, чуть выше, светловолосый. Лицо обычное, ничем не примечательное.
– Себя как будто описываешь, – усмехнулся Гена. – Второго такого не видел. На каком отделении учится?
– Не знаю. А… – внезапно вспомнил: – Мы его вчера с тобой встретили, когда шли в магазин, помнишь?
– Лица не запомнил. И вообще, я думал, это твой знакомый. А что?
– Да ничего.
Гена поковырялся ключом в замочной скважине, открыл, мы вошли в тесную прихожую – вдвоем еле развернешься. Гена щелкнул выключателем, на потолке загорелась хилая лампа без абажура.
– Это он дал мне конфету с загадкой. Всунул в руку, пока у всех были завязаны глаза, и скрылся.
– Он? Зачем?
– А первую конфету мне дал ты.
– И ты решил, что тот парень попросил меня угостить тебя конфетой?
– Ничего я не решил.
– Да я впервые его увидел вчера, честно!
– Ладно.
– Нет, ты правда подумал, что это он меня попросил? Да мне просто захотелось тебя угостить, вот и всё!
– Лучше фугу давай сочинять, – сказал я излишне бодро. – Фуга тоже похожа на загадку. Пока до конца не сочинил – не разгадаешь.
Мы уселись у инструмента. Не дожидаясь, пока Гена это
