Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд
Стюардессы покатили тележку с напитками, и Эстер попросила двойную водку с содовой; острова исчезли за пеленой облаков.
Софус ехал домой; томик «Вязание: дело для настоящих мужчин» лежал на пассажирском сиденье, в кабине еще ощущалось присутствие Эстер. Софус бросил взгляд на книгу, открытую на первой странице с заголовком «Основы вязания». К странице скотчем за стержень было приклеено черное перышко. Ниже — почерк Эстер. Софус снова посмотрел на дорогу; слова Эстер зажили у него в сердце собственной жизнью.
Дорогому Марти Макфлаю.
Спасибо, что напомнил мне: конденсатору потока для работы вера нужна не меньше, чем джиговатты.
Это было лучшее время моей жизни.
С любовью, твоя Ши-Ра.
51
Эстер сидела на зеленом диване в гостиной Абелоны, вбирая в себя чистый, теплый предвечерний свет. На журнальном столике пятидесятых годов лежал раскрытый кисет; табачные крошки рассыпались по подстеленной газете с наполовину решенным кроссвордом. Высокие фиговые деревца и блестящие монстеры, казалось, собрались на совет, размышляя над багажом Эстер, составленным у края розового коврика в стиле этно. Ничего не изменилось. Изменилось все.
Эстер смотрела на репродукцию Хильмы аф Клинт: черный лебедь, белый лебедь, между ними размытый горизонт, клювы встретились, немножко перекрывая друг друга.
— А если научиться хорошо плавать, то можно уплыть к горизонту? — спрашивает Эстер. Они с Джеком сидят на крыльце Звездного домика.
— Попробовать можно, — улыбается Джек. — Но горизонта не существует, Старри.
Эстер недоверчиво смотрит на него.
— Это правда, — подтверждает Джек. — Мы видим горизонт, но на самом деле его нет. Горизонт как основание радуги: он — иллюзия.
Эстер не сводила глаз с лебедей на репродукции, поглаживая бархатную подушку — то по ворсу, то против ворса. Прошел месяц с тех пор, как она в первый раз оказалась у Абелоны. Этот месяц казался ей тем самым горизонтом. Иллюзией, которая то растягивается, то сжимается. Женщина, которой она была месяц назад, тоже сидела на диване, и ее тошнило от секса, отвращения к себе, гнева и ощущения собственной никчемности. Чтобы вернуться в настоящее, Эстер повертела на запястье браслет дружбы. Quaintrelle.
— Ну вот, — объявила Абелона, входя через навесные двери из кухни с подносом, на котором стояли чайник и тарелочки с кексом. — Попробуем еще раз?
Абелона опустила поднос на столик и поставила перед Эстер тарелочку с Sosterkage. Пирогом Семи Сестер. И налила Эстер чашку чая «Русский караван».
Эстер вдохнула сладко-дымный запах. До конца дней своих она будет пить «Русский караван», чтобы снова вернуться в этот миг, в дом ее предков на берег лебединого озера. В Копенгаген, к Абелоне.
— Ну, skat, — произнесла Абелона, садясь напротив Эстер и поднося чашку ко рту. — Пришло время Фареров. Рассказывай.
Через час на дне чашек остались только листья, а на тарелочках — одни крошки. Эстер с Абелоной сидели на диване: слушая рассказ Эстер о том, что случилось с Аурой в Торсхавне, Абелона пересекла комнату и села рядом с ней.
— Эстер, мне очень, очень жаль. — Лицо Абелоны было исполнено печали.
Эстер кивнула:
— Мне тоже.
— Она развеяла прах Алы возле Коупаконан?
Эстер снова кивнула. Абелона поцокала языком.
— Жаль, что на не приехала сюда, ко мне. — Она вздохнула. — На обратном пути. Жаль, что я ничем не сумела ей помочь.
Эстер потеребила нитку, выбившуюся из пледа, которым был покрыт диван.
— Почему я иногда поступала так, а не иначе? Не пришлось бы раскаиваться.
— Я тебя понимаю, — сказала Абелона. — Мы все задним умом крепки. Хотим, чтобы наше прошлое было безупречно, но ведь это невозможно. Ты делала то, что могла, и тогда, когда могла. Ты поступала наилучшим образом.
— Не уверена. — Эстер вздохнула.
— Понимаю. — Абелона осторожно взглянула на нее. — У меня такое чувство, что в те дни, что ты провела на Фарерах с Софусом и его семьей, случилось что-то еще.
Эстер поерзала.
— Ты много раз упомянула про Софуса. Вы с ним часто оставались вдвоем? Похоже, все было всерьез.
Лицо у Эстер запылало. Она избегала смотреть на Абелону.
— Эстер?
Наконец Эстер подняла глаза.
— О-о-о, — тихо произнесла Абелона, на лице которой отразилось понимание.
Глаза у Эстер защипало, и она вытерла слезы, чтобы те не полились по щекам.
— Не знаю, что это было. — Она взглянула на репродукцию с лебедями. На разделявшую их линию горизонта. — Может, все дело в горе. В нашем общем горе. — Взгляд, который она бросила на его лицо, прежде чем уйти прочь. Желание остаться, которое она болезненно ощущала всем телом. — А может, это была любовь, — прошептала Эстер. — Не знаю. — Она пожала плечами и снова вытерла глаза.
Абелона смотрела на картину Хильмы аф Клинт.
— Понимаешь, skat, когда я переживала горе и любовь, то обнаружила, что они — одно и то же.
По хребту Эстер прошел озноб.
— Но даже если это любовь, — у нее перехватило горло, — я боюсь, что нас далеко занесло. Что я поступила неправильно. Опять. — Она ущипнула кожу возле ногтя большого пальца. — Хотя я никогда еще не была так уверена, что все делаю правильно. Как тогда, с ним.
Абелона накрыла своими руками кисти Эстер.
— Это у нас в крови. Чтобы нас далеко заносило.
Эстер посмотрела ей в глаза.
— Мы — потомки мореходов. Викингов, рыбаков, женщин, которые выживали благодаря морю. Тех, кто не боялся, что его занесет слишком далеко, тех, кто пускался в неизвестность, чтобы понять, где грань между опасным и безопасным.
Эстер развернула ладони вверх, и теперь они с Абелоной держали друг друга за руки. Где же эта грань, когда дело доходит до Софуса?
— Наши предки не знали, где их границы, — продолжала Абелона. — Не знали до тех пор, пока их не заносило слишком далеко.
Эстер с благодарностью взглянула на Абелону.
— Всего несколько поколений назад наших Йоханну и Гулль тоже занесло слишком далеко. Твоя австралийская семья существует именно потому, что Йоханна решила выйти замуж и уплыть на другой конец света. Мы с тобой сейчас сидим в доме Гулль; она смогла купить этот дом, потому что решила остаться в Дании; она притворялась мужчиной, служила моряком на торговом судне. Может быть, их тоже занесло слишком далеко? Кому судить? Они сделали выбор без страха. На смертном одре им не пришлось мучиться сомнениями. Тебя могло занести в правильную сторону. Ты выбирала, как поступить,
