Беглец пересекает свой след - Аксель Сандемусе
Хотя от матери его отделяло не более двух часов пути, он не видел ее и не слышал о ней с того дня, как вышел в большой мир около шестидесяти лет назад, и долгое время считал ее мертвой. Его самого уже давно нет в живых. Но я искренне надеюсь, что его мать жива и прекрасно себя чувствует.
ПИВО
В Янте жил человек, одна мысль о котором отзывалась во мне сильной болью. Это был мясник Пол Химмельби. Наконец-то он оказался на безопасном расстоянии. Порой я сочувствую лучшим из сторонников прогибиционизма, которые, возможно, в течение поколения или двух наблюдали за карьерой такого негодяя, как он, — огромного мерзкого мешка, который нечистоплотен, с головой, похожей на гнилой арбуз!
Однажды, когда меня послали за мясом, отец позвал меня за собой и сказал: «На рынке не подходи к ларьку Пола Химмельби».
Я вопросительно посмотрел на отца, и тогда он сказал нечто, что меня очень поразило: «Пол Химмельби писает на маленьких мальчиков».
Я был очень неприятно поражен и не мог понять простую истину, что это было представление Пола Химмельби о забавном развлечении.
Бедная худенькая жена Пола ждала его возле салуна каждый вечер в течение сорока лет; она стояла там, бледная и крошечная в своей шали, а отупевшие клиенты заведения выходили на улицу подышать воздухом, где она стояла, и в их головах не было ни одной мысли, кроме той, что она должна быть там. Возможно, она пыталась подсчитать, сколько денег Пол Химмельби спустил там, за дверью. Но она ждала; она стояла там холодными ночами и смотрела в небо, пока Пол был внутри, вступая в сговор с богами бочонка. Она стояла там под проливным дождем, как призрак радости ее жизни, растоптанный до смерти около сорока лет назад. Она стояла там в светлой летней ночи и смотрела на грязную обстановку салуна. И она бросала бледный взгляд на каждого, кто проходил мимо; о да, ей пришлось бы ждать, просто чтобы не дать Полу напасть на маленьких мальчиков с его мерзким потоком.
Потом он, пошатываясь, шел домой, бормоча пьяный бред, а за ним следовала маленькая бледная фигурка его жены. Разве ей и Полу когда-нибудь было двадцать и они любили друг друга? Разве эта вонючая масса развращенной плоти не испытывала когда-либо волну отвращения к себе, просыпаясь ночью и думая о своем чудовищном теле? Неужели он должен был вернуться к бутылке, неужели он должен был осквернить какого-нибудь маленького мальчика, как тот, который когда-то вырвался на свет и получил имя Пол Химмельби?
ТРЕЗВОСТЬ
В моем доме было установлено табу, и имя ему было Алкоголь. Возможно, вы не верите, что это повлияло на нас, молодых? Конечно, повлияло! Мы стали дьяволопоклонниками из-за этого. На земле существовала только одна сила — алкоголь, и это было негативное влияние. Он узурпировал всю власть и славу как у Бога, так и у дьявола. С приходом запрета падшие люди думали оказаться в Утопии, где улицы должны быть выложены золотом. Все наши идеалы, все наши мечты были облечены в одежды этой религии алкоголя, этой веры в демона по имени Пьянство. Сама борьба за существование с ранних пор вращалась вокруг этого вопроса об алкоголе. Над всей моей юностью витал кошмар страха перед тем, что один из моих старших братьев придет домой пьяным. Я мысленно представлял себе эту трагедию, ее масштабы, ее непоправимость. В первую очередь под игом короля Алкоголя находятся те, кто стремится вступить в брак. Я помню, как однажды в раннем детстве одного из моих старших братьев заподозрили в том, что он выпил пинту пива. Над всем домом воцарилась гнетущая атмосфера — атмосфера неуверенности, страха. Всю ночь мать пролежала без сна, плача.
А старшее поколение и по сей день трудится, чтобы поддерживать этот ужас; они рассказывают о том, что видели, и стремятся с помощью этого навести священный ужас на другой век, на другое поколение. Вот что я могу сказать о себе: когда в раннем возрасте я поддался искушению и напился, если я сделал это с каким-либо умыслом или намерением, то вина целиком и полностью лежала на трезвенниках и их дьяволопоклонничестве. Вся эта болтовня об алкоголе была настолько навязчивой, что в конце концов ей удалось убедить нас в том, что вся радость — это результат пива и виски, или, как выразился Альберт Энгстром: «Вся радость без спиртных напитков искусственна».
Таким образом, запрет на алкоголь стал возвышаться над детским разумом как запрет, направленный главным образом против жизни, чем он, по моему мнению, и является. Когда этот дух запрета стал для меня всеобщим, он произвел обратный эффект. Я хотел жить и поэтому нарушал все запреты, один для всех и все для одного.
«Не пей!» Это была самая важная заповедь в Законе Янте, и когда она была нарушена…
Закон Янте! Он имеет большее значение, чем Закон Моисея, который является предметом нашей официальной веры. Нарушить две или три заповеди Божьих было более простительно, чем открыть бутылку пива. Когда я нарушил самую могущественную заповедь Закона Янте, то нарушить все десять заповедей, данных человеку на Синае, было просто детской забавой.
Но даже в Законе Янте были свои разногласия, материнская церковь и протестантизм, и каждая из них была столь же отвратительна, как и другая. Именно алкоголь стал причиной раскола. Одна толпа танцевала вокруг пустой бутылки, другая — вокруг полной.
Понимаете ли вы, что когда Закон Янте начинает трещать по швам, мы уже недалеко от гавани Мизери, где я убил Джона Уэйкфилда? Если вы не видите этого сейчас, то увидите позже.
НА БАРРИКАДАХ
Я прослеживаю более одной нити одновременно; все остальное невозможно, ибо жизнь — не прямая линия. Я не требую, чтобы вы видели все нити одновременно, но постепенно вы начнете обнаруживать линии и смыслы там, где раньше ничего не подозревали, и которые, возможно, даже я сам не замечал. Но я знаю, что тот, у кого хватит смелости безжалостно пересмотреть свою жизнь, сумеет в конце концов собрать все нити в своей руке, и именно тогда можно будет сказать, что он привел себя в порядок. Когда я стою рядом с собой,
