Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев
Хозяин шел впереди, как и положено ходить хозяину, – чуть набычившись, наклонив лобастую голову, будто в лицо ему дул ветер, сбив тело в большой угловатый комок мускулов.
Когда мы появились в сквере в следующий раз, милиционеры по-прежнему находились там, будто никуда не исчезали, они, похоже, вообще надежно прописались среди кустов и деревьев, обосновались там со всеми удобствами, на прикрытой акатником полянке даже разложили надувные матрасы, входившие тогда в моду у купальщиков. В схоронке своей они просидели полторы недели, но раскрыть преступление так и не смогли. Вино таинственным образом продолжало исчезать из ларька.
Так продолжалось до тех пор, пока к милиционерам не приехал знаменитый дядя Володя Чванов – в прошлом марьинорощинский сыщик. Дядя Володя был тяжело ранен на фронте, списан из армии подчистую, но без разных боевых приключений уже обходиться не мог и в сорок третьем году начал работать в Марьиной Роще помощником оперуполномоченного… В общем, повидал он тут много чего интересного.
Марьину Рощу не забывал и в пору, когда был уже полковником, лучшим милицейским следователем и раскрыл крупного серийного убийцу, ставшего известным всей Москве под кличкой Мосгаз. Мосгазом оказался довольно популярный актер, хохмач-армянин по фамилии Ионесян. Лет через двадцать после наших с Каминским походов в пивные шалманы Марьиной Рощи я познакомился и подружился с дядей Володей. Настолько крепко подружился, что дал ему, пишущему человеку, и очень недурно, между прочим, пишущему, рекомендацию в Союз писателей. И он стал членом СП…
Дядя Володя осмотрел ларек со всех четырех сторон, исследовал плоскую, как футбольное поле, крышу, не нашел на ней ни одной царапины, затем заглянул под ларек, стоявший на четырех бетонных пеньках. Под ларьком также ничего не было, только видна была решетка для стока дождевой воды. Дядя Володя усмехнулся хитро, будто сунул в карман рубль, а при следующем заходе в эту нужную часть одежды обнаружил вместо рубля трешку.
Среди столпов российской милиции дядя Володя Чванов считался лучшим аналитиком, – лучше его не было, – и одновременно считался лучшим следователем. Лучшего «следака», чем он, в милиции также не было.
Он выдернул из засады двух опухших от безделья и сна оперативников, подозвал к себе подполковника, приехавшего из МУРа – Московского уголовного розыска, конторы очень серьезной, и сказал:
– Значит, так, – кражи совершают малолетки. Делают это очень просто. Видите под ларьком решетку для стока воды? Она – незакрепленная, снимается очень легко. Прямо над ней находится люк ларька, который продавщица снимает каждый раз, когда приходит на работу, ей же надо мыть кружки, самой мыть руки и так далее. Люк тоже незакрепленный… Малолетки пробираются сюда по водостоку, отодвигают решетку, приподнимают люк и оказываются в ларьке. Засовывают себе в карманы бутылки по четыре вина и тем же путем, через незакрепленный люк уходят. Люк ставят на место самым тщательным образом, чтобы продавщица ни о чем не догадалась. Бутылки открывают тут же, содержимое сливают в водосток, а посуду сдают в ближайший пункт приема стеклотары. На вырученные деньги покупают себе мороженое. Вот и все уголовное дело.
Темная бутылка из-под вина 0,75 стоила тогда, между прочим, восемнадцать копеек, светлая поллитровка – двенадцать копеек. Для мелюзги, лишь недавно начавшей ходить в школу, это были неплохие деньги. Мороженого можно было съесть столько, что на ушах колючая изморозь может появиться, а отдельные умельцы потом до глубокой старости, до восьмидесяти лет, будут бороться с хронической ангиной.
Изобретательных и шустрых мальцов этих поймали на следующий же день, вино отняли, бутылки использовали как вещдоки, содержимое оприходовали, чтобы не прокисло – пустили по назначению, в общем, юных любителей мороженого отпустили, в силу возраста они были неподсудны… Дело сдали в архив.
Единственное что, задницы у пацанов потом долгое время были окрашены в свежий красный колер – воспитательная мера, примененная к ним родителями, была суровой.
Если план по пиву Марьина Роща выполняла за счет шалманов, то вот дело с ресторанами обстояло хуже. Для того чтобы попасть в какое-нибудь приличное ресторанное заведение, надо было сесть на городской транспорт и отправиться, допустим, в район Неглинки, это было, в общем-то, совсем недалеко. Пятнадцать минут потерянного времени – и клиент уже на месте.
Тут ожидает много чего интересного, заманчивого… Ресторан «Узбекистан», пахнущий пловом и свежими абрикосами, ресторан «Будапешт», скрытый в таинственной глуби цокольного этажа гостиницы, охраняемый швейцаром с бородой, как у полковника царской армии, и разноцветными глазами.
Что интересно, глаза у швейцара не только разный цвет имели, но и разное выражение: один глаз смеялся, другой в это время плакал, один пребывал в романтическом настроении, другой четко и зло отслеживал, чем же окончится ссора между двумя азиатами, и выжидал момент, когда понадобится вмешательство милиции.
Если переместиться чуть дальше, то можно было увидеть знаменитое мозаичное панно, к которому приложил руку сам Врубель, – панно украшало ресторан «Метрополь», – через нарядную площадь, на которой всегда можно было увидеть какого-нибудь удивленного иностранца с открытым ртом, разглядывающего фасад Большого театра, считавшийся парадной визиткой столицы, – располагалась гостиница «Москва» с рестораном и кафе, которое мало чем отличалось от ресторана…
А вот в Марьиной Роще ресторан был только один – размещался на первом этаже гостиницы «Северная», это совсем недалеко от углового здания мосторга, принадлежавшего и к Сущевскому Валу и к улице Советской Армии. Гостиница, насколько я помню, была покрашена в зеленовато-серый, очень немаркий цвет, покрасили ее, по-моему, только один раз в жизни, во времена Алексея Тишайшего, когда в доходный дом этот приехали первые постояльцы, и все, больше гостиницу не красили, даже после бомбежек сорок первого и сорок второго годов.
На западе гостиницы, как мы знаем, оцениваются количеством звезд: чем больше звезд на вывеске, тем лучше отель.
Наша «Северная», по-моему, не дотягивала даже до одной звезды, но это, честно говоря, никого не волновало – в гостиницу довольно охотно селился разный простой люд, особенно приезжающий с юга (видать, слово «север», как запретный плод, от обратного, притягивало к себе теплолюбивых южан, хотя подавляющее большинство из них даже не представляло, где этот самый север находится).
В «Северной» южане отмокали, приходили в себя после дороги, в ресторане пробавлялись пивом и портвейном «Три семерки», плевались, пробуя здешние пельмени и скрюченный, покрытый каплями пота сыр, из карманов кряхтя доставали мандарины и заедали напитки ими. Такая закуска нравилась им больше.
В ресторане всегда было весело, играла музыка – и тут всегда можно было найти девушку по вкусу: хотите, к вашему
