Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
На террасе появилась улыбающаяся Мариетта.
– Хороший сегодня денек, господин граф, не правда ли? – лучезарно улыбнулась она, опуская на стол поднос. – Летом в Аркашоне просто замечательно – ну, и зимой тоже, – патриотично добавила она.
Они обменялись несколькими репликами, стараясь говорить как можно тише, чтобы их голоса не разбудили юную мадам, спавшую в комнате наверху. Затем между двумя балясинами, поддерживающими перила, ограждающие террасу, показалось счастливое лицо Лорентина. Свой наряд дворецкого он сменил на поношенную соломенную шляпу, рубаху с открытым воротом и линялые синие брюки, штанины которых были закатаны до колен. Само собой разумеется, он был босиком.
– Все готово, месье, яхта к вашим услугам.
Вскоре они уже плыли по заливу. Анри лежал на палубе, подставив лицо под жаркие лучи солнца, в то время как Лорентин сидел у руля. Ворот его рубахи был расстегнут, так что была видна поросшая седыми волосами грудь в татуировках. Он старательно поддерживал беседу.
– Господин граф, а вы видели ту роскошную парочку, что поселилась через дорогу? Между прочим, они не женаты. Но судя по тому, как она увивается вокруг него, вполне возможно, что свадьба не за горами… А эта дамочка, ну, та, что живет на вилле «Мон Плезир», ну… судя по ее нижнему белью…
– Ну и о чем ты собрался судить по ее нижнему белью? – рассмеялся Анри, садясь на палубе. – Лорентин, ты хуже старой сплетницы. И вообще, чем ты занимаешься, в то время как я плачу тебе за работу по дому? Развлекаешься тем, что подглядываешь в замочные скважины?
– Я не слепой, господин граф. А тамошняя прислуга любит поговорить.
Старый моряк вынул из-под сиденья бутылку коньяка.
– Как насчет того, чтобы немного выпить перед заплывом, как в старые добрые времена?
– Нет, я не буду, но ты можешь глотнуть. Хотя ты так и так выпьешь у меня за спиной, – усмехнулся Анри.
Они добрались до уединенной бухты, сверкающие воды которой были окружены извилистой линией песчаных дюн, поросших приморскими соснами. Анри снял пенсне и свесил ноги в воду; а затем, взмахнув руками, соскользнул с борта. Всего через несколько секунд он вынырнул у кормы, откидывая со лба прилипшие волосы, тяжело дыша и отплевываясь, радостно плескаясь в прозрачной зеленоватой воде. Он помахал рукой Лорентину, снова нырнул, перекувырнувшись в воде через голову, и поплыл прочь от лодки.
– Только не заплывайте слишком далеко, – предостерег Лорентин, попутно отхлебывая второй глоток коньяка из хозяйской бутылки.
Анри обернулся и принялся колотить руками по воде, поднимая фонтаны брызг. Вдоволь нашалившись, он в конце концов повернул обратно к лодке и, ухватившись за мозолистую руку моряка, взобрался на борт.
Лодка уже приближалась к берегу, когда он увидел Мириам в белом платье, стоявшую на самом краю причала. Она махала ему рукой. Анри тоже неистово замахал в ответ, к нему снова вернулось прежнее ощущение полного счастья, и губы сами собой зашептали молитву. «Спасибо Тебе, Господи, что Ты дал мне познать такое счастье!.. Я больше не злюсь на Тебя и впредь никогда-никогда не буду на Тебя обижаться… Когда она уйдет, не дай мне слишком долго задержаться на этом свете… Но только пусть сейчас – ну, пожалуйста! – пусть сейчас время замедлит свой бег. Сделай так, чтобы оно вообще замерло…»
Они катались на лодке, ловили рыбу. Лениво возлежали на палубе, раскинув руки, закрыв глаза, обратив лица к солнцу. Смеялись и болтали о всякой чепухе, как это обычно бывает с людьми, когда они совершенно счастливы. Завтракали и обедали на террасе; ездили кататься в экипаже по сосновому лесу, под сенью которого раскинулся «зимний город»; подолгу просиживали на открытых верандах маленьких прибрежных кафе, поедая в огромных количествах знаменитые аркашонские устрицы и запивая их белым бордо.
Прошлись по сувенирным лавкам и отослали мадам Лубэ фарфоровую статуэтку святого Франциска, стоявшего в огромной устричной раковине с выгравированной на ней надписью «Сувенир из Аркашона». И снова ночь скрыла под своим черным плащом их сладострастные объятия; и опять рассвет застал их совершенно обессилевшими, спящими глубоким сном.
Ближе к концу августа на несколько дней их приехали проведать Морис и Рене. После обеда девушки обычно заводили разговор о моде и платьях, а Морис расписывал Анри свои грандиозные планы.
– Твоя выставка в Лондоне – вопрос решенный. Господин Марчанд, управляющий галереей Гупиля, уже включил тебя в график на эту весну. Две недели в мае. А в следующем году – Нью-Йорк. Кстати, некий господин Морав, хозяин галереи в Дрездене, тоже желает выставить у себя твои работы. Гарантирует продажи и берется оплатить транспортные расходы. Анри, вот увидишь, всего лет за пять цены на твои картины станут такими же высокими, как и у Дега.
После отъезда друзей жизнь Анри и Мириам снова заполнила сладкая нега безделья. Напоследок они еще несколько раз выезжали на прогулки в лес и подолгу просиживали вечерами на террасе. Но отпуск Мириам уже почти подошел к концу, и в доме царила атмосфера унылого ожидания неминуемого завершения чудесной сказки.
Накануне возвращения в Париж они привычно сидели рядом, любуясь закатом, окрасившим багрянцем безоблачное небо. Немногочисленные припозднившиеся купальщики выходили из моря, вытирая с лиц едкую соль. Ветер стих.
Мириам взяла его за руку.
– Это было самое счастливое лето в моей жизни. Мы провели вместе четыре чудесные недели, и я никогда их не забуду.
Анри не смел говорить, опасаясь выдать себя. Кошмарные мысли о будущем теперь преследовали его постоянно. Париж, этот многорукий соперник, только и дожидался удобного момента, чтобы отнять у него Мириам.
Она обратила к нему лицо.
– Анри, ты сделал меня очень, очень счастливой. И я хочу, чтобы ты это знал.
– Я тоже был очень счастлив, – пробормотал Анри, рассеянно разглядывая ее руку. – И мне очень жаль, что все это скоро закончится.
– Но ничего не закончится. В Париже все будет по-прежнему.
Он покачал головой:
– Нет, не будет. В Париже я буду видеть тебя лишь в каретах да в ресторанах. Всего несколько часов по вечерам. Ну, и еще по воскресеньям…
– Но, Анри, ведь прошлой зимой было то же самое, и ты говорил, что счастлив. – Теперь ее глаза смотрели с упреком. – Помнишь, ты еще сказал, что вполне доволен тем, что есть, и не желаешь ничего более?
– Я имел в виду, что мы не должны желать невозможного. А ведь тут все очень просто.
– Что?
– Мы могли бы провести осень здесь и вернуться в Париж после Рождества. – Эти слова вырвались у него
