Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
Но прежде, чем он успел встать с дивана, Мириам оказалась рядом с ним. Их губы были совсем близко.
– Я не хочу, чтобы ты уходил, Анри.
Глава 19
Даже еще не открыв глаза, он уже знал, что наступило еще одно великолепное летнее утро, что комната залита ярким солнечным светом, а небо над заливом высокое и пронзительно-синее, без единого облачка. Через открытое окно доносились крики игравших на пляже детей и убаюкивающий рокот прибоя. Легкое движение воздуха говорило о скором приближении бриза, а значит, по водной глади гавани снова заскользят парусные лодки.
Он так и не открыл глаза, оставаясь неподвижно лежать в кровати, прислушиваясь к ее размеренному дыханию, чувствуя рядом с собой тепло ее обнаженного тела. Это был божественный час, который бывает в жизни лишь однажды. Прозрачный, ослепительный, захватывающий, наполняющий сердце пьянящей радостью. Вот и ему этим ясным летним утром наконец довелось познать, что это такое, и он жадно проживал его, наслаждаясь каждым мгновением – вот именно сейчас…
За несколько последних недель, пожалуй, во всем мире не было более счастливого человека, чем он. Мириам отдалась ему. Не из жалости, не из снисхождения, а добровольно, с радостью и с какой-то прямо-таки языческой одержимостью. Ей хотелось заставить его забыть о Денизе, Мари, годах одиночества, отталкивающей внешности, боли в ногах – сгладить вопиющую несправедливость, преподнеся в подарок саму себя.
В прошлом Анри часто задумывался о том, каково это – заниматься любовью с красивой, интеллигентной, чувствительной девушкой. Теперь он это знал. Это было величайшее из земных наслаждений, и прав был Адам, отказавшись ради этого от Рая…
Мириам была ненасытна и неистова, ибо другим секс просто быть не может. Не отказывала ему ни в чем, желая, чтобы он хотя бы один раз в жизни испытал настоящий экстаз любви, а она по натуре была из тех женщин, что отдают либо все, либо ничего. В полумраке ее парижской комнаты, при свете камина, и здесь, в пронзительно-синей темноте летних ночей, она позволила ему делать с ее телом все, что ему только заблагорассудится, воплощать в жизнь все свои самые невероятные фантазии.
Плотская ненасытность сослужила ему хорошую службу, он мысленно благодарил порочных шлюх, в свое время научивших его анатомии удовольствия и искусству любви. А в том, что Мириам получала удовольствие, Анри не сомневался. Ведь он чувствовал, как содрогается ее тело, как прогибается спина под его прикосновениями. Зрелищность играет далеко не первостепенную роль в любовном представлении. Так же как здесь не важен ум, слава, умение вести себя в обществе… Когда человек достигает определенного уровня сексуальности, ему нет никакого дела до всех этих условностей, и больше уже ничто не имеет значения, остается лишь животная страсть и выносливость. Оставаясь наедине в темноте, это были уже не красивая девушка и безобразный мужчина, а просто две безликие тени, сплетенные в страстном безумии и желании непременно доставить наслаждение партнеру.
Анри никогда не забудет ее, точно так же, как Мириам не сможет забыть его. Она навсегда запомнит уродливого карлика, который любил ее так неистово. Она будет вспоминать его всякий раз, слушая музыку Брамса, бывая в Лувре, проезжая мимо Вандомской колонны. Он будет продолжать жить где-то в глубине сознания, в сердце, оставаясь частью ее даже после того, как они расстанутся. Ибо расставание неизбежно. Такие романы, как у них, не длятся долго. Жизнь им не благоволит. Что-нибудь обязательно случится, чтобы разлучить их.
Мириам его не любила – в этом Анри тоже не сомневался. И никогда не полюбит. Она отдавалась ему лишь телом, но не душой. Будь он моложе и глупее, возможно, и стал бы надеяться на что-то, как это было с ним прежде. Но теперь, когда ему было уже тридцать три и в бороде у него появилась первая седина… С годами приходит мудрость, умение примиряться с неизбежным. Человек просто перестает питать несбыточные иллюзии.
Что же до него самого, то он был безнадежно влюблен – и весьма об этом сожалел. Ругал себя за то, что поддался эмоциям, но ничего не мог с этим поделать. Однако это его проблема, и ему придется так или иначе с ней справляться. Анри солгал ей, и теперь ему придется расплачиваться за это. Когда настанет момент расставания, он должен будет найти в себе силы с достоинством раскланяться, избавив ее от необходимости созерцать отвергнутого любовника, обливающегося слезами.
Но будущее таилось где-то далеко за горизонтом. Мириам же была здесь, рядом с ним. И в их распоряжении по-прежнему было еще целых три недели. Три беззаботные недели, когда можно купаться, кататься на яхте, а потом обедать на прогретой солнцем террасе. Три недели летних ночей.
Анри открыл глаза, осторожно приподнялся на локте, жадно любуясь ее красотой, беззвучно шепча признания в любви. Он ощутил непреодолимое желание начать ласкать ее обнаженные груди, покрыть поцелуями изящную шею, но сдержался. Все-таки у них была ночная любовь…
Он осторожно выскользнул из кровати, оделся и спустился вниз. В коридоре его уже дожидался Лорентин, облаченный в утреннюю ливрею и изо всех сил старавшийся продемонстрировать свою добросовестность и трудолюбие.
– Доброе утро, господин граф. – Он взмахнул метелкой из перьев и широко улыбнулся Анри. – Прекрасный денек, как нельзя лучше подходит для небольшой прогулки под парусом, – с грустным вздохом заметил он.
Стоило только появиться здесь этой юной мадам, как все в доме стало по-другому. Ни тебе веселых попоек, ни задушевных мужских разговоров, ни рыбалки по утрам. Теперь у господина графа находились дела поинтереснее, чем какая-то там рыбалка, и, честно говоря, винить его за это было нельзя. Она, конечно, хорошенькая, эта дамочка, которую он привез с собой из Парижа. Милая и разговаривает уважительно, не то что все эти чопорные, расфуфыренные красавицы… Но все равно от этих женщин одни проблемы.
– Ветер только поднялся, – как бы между прочим продолжал он, старательно смахивая пыль с перил балюстрады. – Жаль, такой денек пропадает…
– Так иди и готовь яхту. – Анри усмехнулся. – Я буду на террасе.
Он опустился в кресло и закурил.
Яхты под белыми парусами бороздили сверкающую гладь залива. На пляже дети со знанием дела возились в песке, в то время как их матери в роскошных пеньюарах вязали или читали романы в желтых обложках, прячась от солнца под огромными зонтами. Господа в канотье и полосатых купальных костюмах важно
