Песчаная роза - Анна Берсенева
Ужин был накрыт в комнате размером лишь немногим больше Яшиной. Здесь еще яснее чувствовался домашний уют, которого Ксения и не знала, и не умела, да и не хотела устраивать для себя. Над круглым столом висела на медных цепочках зеленая лампа, освещая комнату ласковым светом, а на скатерти с вышивкой ришелье стояли блюда столь разнообразные, что Ксения удивилась: неужели Вероника для одной себя так готовит?
– Это Белла Абрамовна, – сказала Вероника, когда она похвалила дивные огурчики размером с мизинец и явно домашней засолки. – Я и так-то не великая кулинарка была – из дому рано в гимназию уехала, снимала комнату с колежанкой, потом германская война, курсы медсестер закончила и сразу в госпиталь прифронтовой, потом гражданская, тоже не до готовки было. А потом уже с Лазарем Соломоновичем стала работать, у Цейтлиных жить, и Белла Абрамовна меня совершенно разбаловала. Грибы тоже ее, попробуйте.
Тут Ксения сообразила, что блюда на столе, при всем их разнообразии, представляют собою домашние заготовки, из приготовленного же непосредственно к ужину – только молодая вареная картошка.
Вероника хоть и угощала со всей искренностью, но мысли ее были явно далеки от маринованных грибов. Она думала о Сергее – Ксения поняла это так же ясно, как если бы та сказала об этом вслух.
– Почему доктору пришлось его оперировать? – спросила она.
Вопрос не показался Веронике неожиданным.
– Он меня через границу переводил, в Польшу, – ответила она. – И его из трехлинейки ранили, на советской стороне еще, посреди поля. Это ночью было, и в темноте я смогла его с того поля вытащить. Кровопотеря была большая, но, к счастью, легкое не задето оказалось. В больницу везти его было нельзя. То есть я тогда думала, что нельзя… Лазарь Соломонович здесь, в процедурной у себя, извлек пулю и сшил мышечную ткань.
Ксения вспомнила, что в тот единственный раз, когда видела Сергея раздетым, она заметила у него на боку светлый старый шрам.
Вероника говорила просто и кратко, без подробностей. Но Ксения сразу представила, как все это было: ночь, боль, девушка, которая на себе тащит Сергея под выстрелами… Как она довезла его от границы до Минска, был ли он в сознании, что думал, глядя в синие ее глаза, когда она склонялась над ним? Господи, да разве готов он был заметить какую-то привязавшуюся к нему девчонку, после того как узнал такую любовь!
– Вам так важно было уехать за границу? – от растерянности невпопад спросила Ксения.
– У меня тогда жених был в Кракове, – ответила Вероника. – Уехать в Польшу нельзя было, но пешком уходили многие. У нас же тут в сорока верстах граница. Проводники знали, как перейти. Я думала, Сергей просто проводник. Потом поняла, что нет.
Как она это поняла, Ксения спрашивать не стала. Может быть, Сергей сам ей сказал, кто он. Но скорее, Вероника узнала каким-то иным, для нее тяжелым образом, и именно этим объяснялась твердость, с которой десять лет назад она сказала Ксении: «Я с ним не буду. Ни при каких обстоятельствах».
– Вы так и не смогли попасть к жениху… – тихо проговорила Ксения.
– Не смогла. – Даже невеселая улыбка меняла лицо Вероники так, что при взгляде на него каждый испытывал счастье. – Написала ему, что полюбила другого человека.
Молчание повисло над столом.
– Я не только чтобы спросить, как Сергея арестовали, приехала, – наконец произнесла Ксения. – Я должна была вам сказать, где он. Было бы бесчестно с моей стороны, если бы не сказала.
– Я это поняла. Спасибо вам.
– Вы… поедете к нему?
– Нет.
– Вы и теперь не можете забыть того, что тогда случилось? – спросила Ксения.
– Что тогда случилось – не на границе, а после, – лучше вам не знать.
– Я догадываюсь. То есть знаю, в чем состояла его работа.
Вероника подняла на нее взгляд и сказала:
– Вы адмысловая.
– Какая? – переспросила Ксения.
– Редкостная, – ответила та. – Я таких не встречала. Да таких, как вы, больше и нет, наверное.
– Но ведь вы его любите, – сказала Ксения. – Не знаю, любит ли он вас до сих пор, но вы его любите точно, я знаю, я чувствую!
Вероника молчала. Потом проговорила с такой болью, как будто каждое слово обжигало ей губы:
– Да. У меня это не прошло и не пройдет, я всегда понимала. Когда он меня просил в Москву с ним уехать и за границу потом… Может, ошиблась тогда, и надо было через все переступить. Но я не смогла. Знала, что его все равно заставят делать, что они хотят. И не смогла. – Она замолчала. Потом произнесла с обычной своей ясностью: – А теперь-то что же? Ни Яшу не оставить, ни родителей его. Так жизнь сложилась. Не будем больше об этом. Я вот что должна вам отдать.
Вероника достала из кармана своей юбки небольшой кожаный мешочек, затянутый шелковым шнурком. Она развязала шнурок и вытряхнула на стол содержимое мешочка. Ксении показалось, что на скатерти сверкнули ледяные искры.
– Что это? – спросила она.
– Бриллианты, – ответила Вероника. – Возьмете с собой.
– Как с собой? – не поняла Ксения. – Зачем?
– Затем, что чекисты их любят. И много что за них готовы сделать. Я понимаю, что это опасно, – кивнула Вероника, заметив ее протестующий жест.
– Дело не в том, что опасно. Просто я не могу у вас их взять. Что вы, в самом деле!
– Их Сергей когда-то Лазарю Соломоновичу отдал, – сказала Вероника. – За операцию. А вы же не знаете, что вам Бог готовит. Вдруг Сережину жизнь за блискучие камушки выкупите?
– Вам тоже может понадобиться выкупить чью-то жизнь, – тихо произнесла Ксения. – И вы тоже не знаете, что там впереди.
Она вспомнила, как гуляли по алжирской Касбе и Сергей рассказал, что монахи-тринитарии выкупили из плена Сервантеса. Воспоминания являлись ей в самые неожиданные минуты, мучая и принося счастье одновременно.
– Хорошо, – кивнула Вероника. – Мы тогда их с вами поделим. Два мне, два вам. Ваши я в льняной лоскуток зашью, а вы потом в белье к себе.
Она произнесла это завершающим тоном.
– Спасибо, – сказала Ксения.
– Как же вы узнали, где он? – спросила Вероника. – Ведь никому не говорят.
– Я их обманула, – ответила Ксения. – Долго рассказывать, как, но в общем – просто обманула. Пришла к ним, наплела бог знает что.
– Куда пришли?
– К ним, на Лубянку. Повезло, что они поверили. Или выждать решили, быть может.
– А если б не поверили? – Голос Вероники неожиданно сделался таким суровым, что Ксении стало не по себе. – И выжидать не стали бы? Если
