Симпатия - Родриго Бланко Кальдерон
— Почему? — спросил Улисес.
Сеньор Сеговия испустил смешок, на этот раз печальный и лукавый, и зашагал в сторону своей комнаты.
Улисес не понял, приглашают его или нет, но поплелся следом.
Комната находилась в западном крыле, в самой середине длинного коридора — будто блокпост на шоссе. Коридор шел от парадного входа до прачечной, то есть до самого сада.
Маленькая комната была забита коробками, чемоданами и научно-популярными журналами. Из мебели имелась кровать, кресло-качалка и огромный шкаф. Рядом с кроватью, на тумбочке, лампа освещала радиоприемник, который Сеговия никогда не выключал. Из радиоприемника нескончаемым потоком лились болеро.
Сеговия указал Улисесу на кресло-качалку, а сам лег.
Братья Франсиско и Факундо Сеговия родились в Ла-Корунье в начале XX века. Франсиско — в 1913-м или в 1915-м — либо за год до Первой мировой, либо через год после ее начала, Факундо точно не помнил. Зато с уверенностью мог сказать, что в Венесуэлу брат перебрался в 1956-м: у него сохранилась открытка, которую тот прислал из «благодатного края» с приглашением тоже отправиться за океан. Едва сойдя с корабля, Пако устроился на стройку отеля «Гумбольдт», архитектурного шедевра, призванного, по мысли диктатора Маркоса Переса Хименеса, увенчать его проект «Новый национальный идеал». Главная цель этого «Нового идеала» состояла в том, чтобы «Венесуэла заняла почетное место в ряду других стран, а ее жители ежедневно трудились, чтобы Родина была процветающей, достойной и сильной». Власти объявили, что строительство займет рекордно короткие двести дней. Этот план даже перевыполнили: работы завершили в сто девяносто девять дней. Самый роскошный и экзотический отель Венесуэлы на вершине горной цепи Авила, охватывающей север Каракаса, открылся в декабре 1956 года, и Пако работал в нем с первого дня.
— Он чего только не делал: и сантехником был, и электриком, и садовником, и охранником. Все перепробовал, — сказал Сеговия и попросил Улисеса передать ему толстую папку с потрепанными уголками.
Улисес передал. Старик долго перекладывал бумаги в поисках нужной.
— Ага, вот интервью, которое у него журнал «Воскресенье» брал. Пако у нас знаменитость, — сказал он, посмеиваясь.
Отель предназначался исключительно каракасскому высшему военному командованию и олигархам. До вершины добирались в основном по канатной дороге, а поскольку каракасская канатная дорога часто и надолго выходила из строя, отель временами оказывался в полной изоляции. Годы великолепия сменялись годами запущенности и упадка. Это породило множество историй о призраках и прочих ужасах. В статье Пако пересказывал парочку — Улисесу они напомнили о «Сиянии» Кубрика.
В восьмидесятые, во время одного из самых долгих простоев канатки, когда немногочисленные туристы поднимались в отель на внедорожниках, способных карабкаться по крутым склонам, Пако подарили двух собак породы мукучиес, мальчика и девочку. Подарок был от генерала в отставке Хосе Эмилио Пинсона, в благодарность за какую-то услугу. Пако так никому и не признался, за какую именно. Даже собственному брату.
— Я обо всем этом узнал гораздо позже. В «Ар-гонавты»-то я попал уже после смерти сеньоры Альтаграсии. До этого работал охранником в Музее искусств, но меня отправили на пенсию, а Пако попросил за меня сеньора Мартина.
Генерал Пинсон в те времена, рассказывал Сеговия, как раз продал усадьбу возле Рубио, в штате Тачира. Герилья похитила его двоюродного брата, управляющего, и генералу пришлось выложить целое состояние в качестве выкупа. В усадьбе как раз и жили эти две собаки, им тогда было лет пять-шесть. Генерал хотел подобрать для них место с таким же холодным климатом, как в Андах.
— На жаре этой породе плохо, и она вырождается, — пояснил Сеговия.
А в Каракасе холодно бывает только на вершине Авилы, между отелем «Гумбольдт» и селением Га-липан.
— Вам, наверное, интересно, почему генерал Пинсон не оставил собак в усадьбе или не отдал какому-нибудь тамошнему соседу? — сказал Сеговия, с хитрецой посматривая на Улисеса.
Улисесу, в общем, было не так уж интересно, но Сеговии явно хотелось рассказать историю до конца. «В конце концов, — подумал Улисес, — разве книга — это не дерево, желающее взять слово?»
— В этом вся соль, сеньор Улисес. Когда генерал отдал их моему брату, то посоветовал всегда оставлять себе всех кобелей в помете, потому что эти мукучиес — прямые потомки Невадо, пса, принадлежавшего Освободителю. — Дальше речь Сеговии перешла в бормотание. Он то вздымал руки, то снова медленным жестом укладывал на грудь. Улисес тщетно пытался следить за нелепой историей потомка Невадо, любимца Симона Боливара. «Старик, видно, тоже не в ясном уме», — думал он.
Сеговия что-то говорил про ошейник, пятно крови, генерала Пинсона и Чавеса. Новый мощный вихрь слов — и вдруг тишина. Пять секунд молчания упали как занавес, после чего раздался медвежий храп.
Улисес встал, стараясь не шуметь, и вышел из комнаты.
13
В кухне Хесус и Мариела сидели за ноутбуком.
— Что нового? — спросил Улисес.
— Смотрим цены на корм.
— Окей.
— Придется заказывать из-за границы. Единственному остававшемуся продавцу больше нельзя доверять.
Им только что сообщили, что три из девяти собак, содержавшихся в их доме в Эль-Параисо, внезапно умерли.
— Отравились. Нам позвонили из приюта, куда мы их отправили, когда переехали сюда. Говорят, что, возможно, и кормом. Паленый оказался. Или просроченный.
Вместе с собаками они отдали в приют последние мешки корма. Покупали их у нового поставщика, потому что всегдашний уехал из страны.
Вошла сеньора Кармен.
— Сеньор Улисес, там вас спрашивают. Какой-то солдат пришел.
— Солдат?
— Или сержантик. Ему вообще-то доктор Апонте нужен.
Улисес выглянул в переднюю, где действительно обнаружился солдатик. На нагрудном кармане формы цвета хаки было черными нитками выткано имя «М. Родригес».
— Чем могу помочь? — сказал Улисес.
— А доктор Апонте здесь? — спросил солдат. По лбу у него текли капли пота. Парень то и дело оглядывался на джип с номерами Боливарианской национальной гвардии.
— Кто вам сказал, что его можно здесь найти?
— Он сам. Велел сюда приехать.
Улисес смерил его взглядом. Совсем молодой парнишка. Лет восемнадцать-девятнадцать, не больше.
— Проходите. Подождете в доме. Сейчас мы ему позвоним.
Солдат быстро и с облегчением кивнул, но тут же снова принял обеспокоенный вид и не посмел сдвинуться с места.
— Что?
Он еще несколько секунд поколебался, но в конце концов сказал, указывая на машину:
— А собаку выгружать? Я только собаку привез. Мне вообще-то нужно возвращаться поскорее.
— Какую собаку?
Солдат утер тыльной стороной ладони потный лоб.
— Это разве не ветеринарная клиника? Доктор Апонте разве не предупреждал, что я приеду?
— Нет, он ничего не говорил. Погоди минутку, я ему позвоню.
Улисес вернулся в
