Пеликан - Мартин Михаэль Дриссен
— Да твой хозяин, выходит, негодяй, — сообщил он суке, которая подняла голову и теперь угрюмо за ним наблюдала. — Он вор. Преступник. А ведь так и не скажешь.
Йосип подумал, что Андрею теперь едва ли пригодятся его вещи — почтовые сумки, форменный пиджак и фуражка с эмблемой со стилизованными крыльями, поэтому решил отдать все разом, когда приедет почтовая машина.
С другой стороны, писать заявление на человека, когда он, вполне возможно, лежит в коме, бессердечно.
Весь компромат — вскрытые письма и купюру — он оставит у себя; Андрей выйдет из больницы, и тогда можно будет подумать, как быть дальше.
Йосип подлил воды в миску и погладил Лайку по голове.
— Завтра вернусь, — пообещал он. — Ты тут вообще ни при чем.
Положив узкую морду на край корзинки, она вытаращила на него глаза, глядя, как он уходит. Жизнь у Лайки — сплошной стресс.
_____
У Марио серьезная работа и большая семья, поэтому Лайку каждый день выгуливал Йосип. Когда банки с лососем закончились, он пополнил запасы. Псину приходилось держать на поводке, потому что собачником он был никудышным и переживал, как бы она не сбежала. Нехватка движения для уиппета сродни наказанию, поэтому, когда новый хозяин смотрел вниз, она тут же трусила на другую сторону. Собака его боится — это очевидно, хоть и непонятно почему.
В свой выходной Йосип решил прогуляться с Лайкой аж до самого бетонного блока на Миклоша Зриньи. Неделей ранее вместо требуемых денег он оставил под камнем записку, в которой просил об отсрочке. На удивление, записка так и лежала нетронутая. Йосип растерялся. А что, если шантажист нарочно оставил ее в знак отказа? Во всяком случае, никаких шагов негодяй не предпринял — жена Йосипа по-прежнему бранилась и распекала мужа, но не так, как могла бы, если бы знала о любовнице.
Когда Йосип на несколько дней исчезал из дома, она всякий раз камня на камне не оставляла от его объяснений. Турнир по шахматам, железнодорожные курсы, поездка в клинику с артрозом? В ее картине мира все незыблемо. Если мужа нет дома, значит, он ей изменяет. И точка.
Придумывая самые разные города, Йосип никогда не упоминал Загреб — само название для него было свято; впрочем, никакого смысла в подобной скрытности не имелось — он прекрасно знал, что жена не в состоянии что-либо предпринять. Почти безграмотная, она практически не выходила из дому, разве что в аптеку на углу, а соседки давно ее сторонились. Полная неспособность жены взаимодействовать с реальностью, от которой он так страдал, в то же время гарантировала ему полную безнаказанность.
Воспользовавшись паузой, Лайка присела сделать свои дела. Она снова смотрела на него, вылупив испуганные глаза, и из-за требуемого напряжения выпячивала их еще сильнее. Собака никогда не поворачивалась к нему спиной, будто боялась, что он причинит ей вред.
— Умница, — похвалил Йосип и огляделся, не торопясь вытаскивать из внутреннего кармана конверт с деньгами. Пришлось поменять купюру в пятьдесят фунтов. Вокруг никого, стрекочут сверчки, югославский флаг на флагштоке крепости обвис, море неподвижное и лишь кое-где морщинится от легкого, не долетающего до суши бриза.
Йосип приподнял блок и забрал свою записку, положив на ее место конверт с деньгами.
— Ну вот, — обратился он к собаке. — Избавились от него хоть на время.
Лайка мотнула повисшим хвостом, даже не удосужившись вильнуть как полагается.
Окрыленный Йосип возвращался в Старый город легкой поступью, да и Лайка будто бы семенила бодрее.
Решение принято. Выход найден. Не придется занимать у друзей.
В порыве чувств он решил взять собаку домой, и неважно, что на это скажет жена. Хуже все равно уже не будет, а Катарине, может, и понравится. В конце концов, своим спасением он обязан этой собаке.
Привязав Лайку к рекламному щиту «Алка-Зельтцер», который Кневич каждый день выставлял перед своей аптекой, Йосип вошел внутрь справиться о здоровье почтальона.
По словам Кневича, навещавшего Андрея в больнице от имени всех завсегдатаев кафе, состояние пациента стабильное: сотрясение, переломы ключицы и предплечья, травмы лица, серьезная кровопотеря.
— Четыре раза делали переливание. Может, даже влили его собственную кровь. Ты знал, что он донор?
Нет, этого Йосип не знал.
— У него еще на шее висел такой жетон с группой крови. Не исключено, что он спас ему жизнь.
— Значит, хороший парень этот наш Андрей. Я и понятия не имел, что он сдавал кровь.
— Не бесплатно, конечно, — уточнил Кневич.
— А, ну тогда другое дело. Не знаешь, когда его выпишут?
— Обычно недели через две, не раньше. Но ему почему-то не терпится, говорит, чем скорее, тем лучше. Только пришел в сознание и тут же запричитал: «Домой… почта… почта…»
— Вот это я понимаю, чувство долга, — не дрогнув ни одним мускулом, отреагировал Йосип.
_____
Когда они с собакой пришли домой, жена курила на кухне — пепельница переполнена, пачка сигарет в пределах досягаемости.
— Привет, — поздоровался Йосип. Уже много лет он не называл ее по имени. — А у нас гости. Для Катарины привел.
Как обычно, когда он заговаривал с ней решительно и безразлично, она не ответила, вперив в мужа ничего не выражающий взгляд. Ее лицо, некогда милое и по-деревенски простое, утратило былую привлекательность. Оно округлилось и потеряло всякий контур. Женщина на кухне, казалось, пришла сюда из далекой азиатской степи, а не из соседней деревни в пятидесяти километрах — в дополнение к слабоумию в ней будто проявлялись гены бог знает какого монгольского или киргизского народа. Йосип не только потерял молодую жену, которую когда-то любил, он оказался прикован к существу, не разделявшему с ним ни расу, ни будто бы даже человеческое начало. Тем не менее он всегда обращался с ней любезно и уважительно, что она расценивала как слабость и беспардонно на него набрасывалась. Только когда он, как сейчас, заговаривал тоном, не терпящим возражений, жена впадала в ступор. Вызвать ее реакцию можно было, лишь действуя жестко и строго. К сожалению, это претило его натуре, он был не способен постоянно на нее давить. Вот и сейчас она молча сверлила его глазами, будто жена кулака в ожидании кнута своего хозяина и господина. На ее подбородке блестела слюна.
— Я хочу, чтобы ты ей не мешала. Никаких сцен. Ясно?
Она смотрела на него стеклянными голубыми глазами, скрестив руки на коленях, и в качестве единственного ответа засунула ногу в барабан стиральной машины, будто бы рассчитывая на легкий педикюр.
Йосип
