Пеликан - Мартин Михаэль Дриссен
Андрей ощущал прилив сил, потому что ему везло. Профсоюз работников почты предложил ему неоплачиваемую, но все же почетную должность. К тому же удавалось неплохо навариться, вскрывая конверты. Вел он себя, конечно, осмотрительно: письма от соотечественников, уехавших на заработки в Германию, не трогал, заказные письма и вовсе были табу, но если какой-то заграничной бабушке по глупости и жадности приходило в голову положить в конверт деньги на вожделенный именинный подарок внучке, а сам конверт отправить без уведомления, то это законная добыча. Никто не докажет, что исчезнувшее письмо когда-то прошло через его руки.
Лайка лежала в своей корзинке, а ее хозяин за кухонным столом сортировал почту, воображая себя вождем, мимо которого проносят дань покоренных народов. Именно он, Андрей, решал, кто получит причитающееся, а кто нет. Наиболее беспощаден он был с письмами для постояльцев гостиницы «Эспланада». Их он часто выбрасывал, особенно если не понимал язык. Ему казалось, что это даже патриотично.
Часть вторая
Наступил ноябрь, пеликаны улетели. Очень уж они разборчивые — мест потеплее хоть отбавляй, но более красивое и приятное пристанище, чем их городок, отыскать сложно. Дни не такие жаркие, как летом, по ночам свежо, но еще не слишком холодно. Городок грациозно лежал в бухте, наслаждаясь собственной неувядающей красотой и наблюдая за прибывающими и уходящими в синее море рыбацкими лодками и моторными яхтами, будто старая дама, некогда вальсировавшая с юным кайзером Францем Иосифом, а теперь сидевшая на обочине танцплощадки, где кружились молодые парочки. Иностранные туристы в это время года почти не приезжали, что было даже приятно — не приходилось делить родные места с чужаками. Теперь в Старый город по вечерам стягивалась молодежь из бетонных новостроек. Они приезжали на трескучих мопедах в поисках развлечений, недоступных в их районе: только здесь были кафе, гриль-бар и даже павильон с игровыми автоматами. В Белграде недавно открылся первый в коммунистической стране «Макдоналдс», но до столицы слишком далеко.
Субботним вечером Йосип, по обыкновению, сидел на террасе кафе «Рубин» со стаканом пива. Как всегда, в окружении старых товарищей, друзей и соседей. Именно к ним он мог обратиться за помощью, если бы пришлось. Шантажист снова требовал денег, на этот раз вдвое больше. К письму прилагался снимок по такому случаю: Йосип у Яны между ног.
Даже если бы он желал заплатить, деньги все равно кончились. Придется брать в долг. Или посоветоваться с кем-то предприимчивым, кто поможет найти решение получше. Рядом сидел Маркович, водитель автобуса. Он собирался заступать на смену, поэтому пил только колу. Это был мужчина крупного телосложения в вечной кожаной жилетке, и от него пахло. Йосип с ним не особо дружил, к тому же Маркович не отличался умом и зарабатывал слишком мало, чтобы занимать у него деньги. Аптекарь Кневич, наоборот, состоятельный, но педант, считавший себя вправе толковать мировые новости для всей террасы. Перед ним не хотелось быть в долгу. Шмитц из фотоателье вполне подходит: мягкий и сговорчивый. Проблема Шмитца в том, что в войну он сотрудничал с немцами, а еще он страшный антисемит. Скелеты в шкафу здесь есть у каждого. И это давно стало частью жизни: в таком маленьком городке ничего другого и не остается. Хотя Шмитц в свое время делал фоторепортаж с его свадьбы, Йосип даже представить себе не мог, чтобы довериться такому человеку.
Когда заходящее солнце на площади уже выглядывало из самых низких дыр в темной кроне платанов, Кневич решил высказаться о президентских выборах в США и предположил, что победит Дукакис.
Остается только Марио. Партизан и сотоварищ еще из того, великого времени. Они даже родились в один день одного года. С Марио он был дружен больше всех, когда-то помогал ему строить дом на склоне, немного севернее фуникулера. Йосип недели напролет клал кирпичи, рыл стоки для канализации, вместе они выложили гранитом пол в ванной. К сожалению, теперь они уже не так близки, как раньше. Наверное, слишком большой стала разница: один успешный и счастлив в браке, другой кое-как сводит концы с концами, и дома сплошная катастрофа. Хотелось бы по-другому, но так уж вышло: подобное развитие событий подрывает основы равенства, на которых зиждется любая дружба.
Солнце окончательно зашло, но Йосип не снимал солнечные очки и слушал Марио, который рассказывал явные небылицы о девицах из швейцарских пансионов. Марио считал себя героем женских сердец, хотя уже лет сто был счастливо женат на сестре супруги Йосипа. Никто не верил его сказкам, будто бы он знал более тысячи женщин, да и на Дона Жуана с таким животом и проплешиной на голове он не походил. Марио — жуткий фантазер. Йосип вечно будет его любить. Быть может, он любит его даже больше себя самого. Поэтому-то и не хочется просить денег у зятя, хотя именно он даст Йосипу в долг любую сумму. Друзья всегда делились только хорошим, поэтому невозможно впутать товарища в такое грязное дело.
Автобус, на который заступал Маркович, останавливался на противоположной стороне площади.
Как доходит до дела, рассуждал Йосип, допивая остатки теплого пива, можно рассчитывать только на свои силы. Он чувствовал, что разочаровался в друзьях и в Марио тоже — оказалось, что просить помощи не у кого.
Мимо проехал почтальон Андрей, как всегда с прямой спиной, в форме, фуражке и всем прочем.
— Странный парень, — сказал Кневич. — Слышал, что он в профсоюзе. Это же сербское змеиное логово, что там забыл хорват? Честолюбие чистой воды, скажу я вам.
— Ну футболистом он был никаким, — добавил Маркович.
Андрей поставил велосипед на подножку, откинул верх сумки, достал посылку и направился к входу в музей часов. Он нес посылку на уровне плеч, держа ее на кончиках пальцев правой руки.
— Только посмотрите, как он ее несет, — заметил Маркович. — Будто кондитер с именинным тортом.
— Очень странный тип, — согласился Кневич. — Может, даже педик.
— Не думаю, — возразил Йосип, зная, что Андрей млеет от фотографий актрис и принцесс.
— Что же он тогда не женился? — поинтересовался аптекарь.
— Наверное,
