Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд
В телефоне, от Фарерских островов до самой Солт-Бей, ревел ветер. Эстер ждала.
— Между Аурой и тобой у меня был выкидыш. — По щекам Фрейи покатились горячие слезы. — Девочка должна была родиться в октябре, когда цветут ирисы. Я ждала ирисов каждый год в начале лета. И когда узнала, когда она должна родиться, то решила назвать ее в честь цветов в моем саду. — Фрейя вытерла нос тыльной стороной ладони. — Ты здесь?
— Здесь. — Эстер снова замолчала.
— Выкидыш случился осенью. На шестнадцатой неделе. Был холодный солнечный день. — У Фрейи, совсем не к месту, вырвался смешок. — После выкидыша я была сама не своя. Не могла встать с кровати. Все из рук валилось. Джек и Эрин помогали мне присматривать за Аурой.
— Аура знала про Айрис?
— Узнала, когда ей исполнилось пятнадцать. Когда она потеряла собственного ребенка.
— Почему ты мне ничего не говорила?
— Тебе было всего двенадцать.
— Я была уже достаточно взрослой.
— Я так не считала.
— А почему потом не рассказала?
Фрейя вздохнула:
— Наверное, все стало очень сложно. Мы уважали личную жизнь Ауры, хотели, чтобы ее выкидыш остался в прошлом.
— Но ты могла бы сказать мне. И я знала бы про Айрис. Я бы тоже знала про Айрис. — Эстер так старалась говорить хладнокровно, что голос зазвучал неестественно. — Ты говоришь, вы оставили все это в прошлом. Наверное, тебе хотелось бы так думать, но это неправда. У вас с Аурой был тайный клуб на двоих, без меня. Меня туда не звали. Я так считала, когда видела вас вдвоем — после того, как Ауру выписали из больницы. Вы, склонив друг к другу головы, шли к морю, а я плелась где-то сзади. Как будто у вас тайный язык на двоих. Да он у вас и был. У вас был один опыт на двоих. В котором мне места не нашлось.
Вот оно, бремя последствий. Фрейя увидела себя сидящей в медицинском кабинете Куини; с тех пор как она потеряла Айрис, миновал год. «Пришли результаты анализов крови. Фрейя, твои головные боли и озноб — это не вирус. Ты беременна. У тебя будет радужный ребенок».
— Эстер… — Фрейя сжала переносицу большим и указательным пальцами. — Ты когда-нибудь слышала выражение «радужный ребенок»?
Пауза.
— Нет, — ответила дочь.
— Я тоже. Пока не узнала, что снова беременна. Беременна тобой. — Фрейя легла на кровать и уставилась в потолок. — Так назвала тебя Куини, когда мы с ней разбирали результаты анализов. Она объяснила, что радужным называют здорового ребенка, который рождается после выкидыша. Как радуга появляется в небе после грозы.
Эстер помолчала.
— И я стала твоей радугой? После Айрис?
— Да. — Голос Фрейи дрогнул. — Ты моя радужная девочка.
Вынашивая Эстер, Фрейя проводила бесчисленные дни за кухонным столом Куини; она пила травяной чай, а женщины из рода Куини нанизывали свои истории из груды переливчатых раковин. Яркие цвета сводили Фрейю с ума; радуга, скрытая под скромной оболочкой, словно ждала, пока ее выпустят на свет. Однажды ночью Фрейя призналась Джеку в своей все усиливающейся одержимости переливами, мерцанием и вспышками цвета, скрытыми до той минуты, когда им придет пора вырваться на волю. Ей казалось, что это очень ко времени, ведь их радужная дочь скоро придет в этот мир. В глазах Джека засветилось понимание: «А знаешь, Фрей, слово „ирис“ ведь происходит от латинского iris — радуга». Фрейя, обняв живот, смотрела на мужа. Вот она, связь между Айрис и их следующим ребенком, догадалась она. Связь, за которую она цеплялась в ожидании родов.
— Ты была для меня волшебством, как любая радуга. — Фрейя прерывисто вздохнула. — Но конец беременности стал для меня нелегким временем. Ты стала волшебством, в которое я не могла поверить. Не смела поверить. А вдруг я и тебя потеряю? — Сделав над собой усилие, Фрейя продолжила: — Незадолго до твоего рождения Куини обсуждала со мной путаницу чувств, связанных с твоим появлением на свет. Радость, исцеление, надежда. Вина, страх, тревога. Она предупредила меня, что у многих матерей и отцов появление такого радужного малыша вызывает противоречивые чувства: они горевали, одновременно празднуя рождение нового ребенка. Не мой случай, думала я. Пусть у меня просто родится здоровая девочка, и все будет хорошо — так я договаривалась с самой собой. Но когда ты пришла в этот мир, на меня обрушились переживания, к которым я оказалась не готова. Ты и твоя жизнь была всем, чем не суждено было стать Айрис. Я словно разрывалась на части. Наверное, я еще и поэтому никогда не рассказывала тебе о ней. Говорить о ее смерти для меня было все равно что говорить о том, как тяжело далось мне твое рождение. — Фрейя поднесла ладонь к лицу. Ее трясло.
— Мам. — В голосе Эстер слышались слезы. — Я просто всегда думала, что ты не особенно меня любишь.
Фрейя закрыла лицо дрожащей рукой и прошептала:
— Как ты могла подумать такое, min guldklump?
— У нас с тобой никогда не было таких близких отношений, какие были у вас с Аурой. А когда она ушла, стало только хуже. Пропасть между нами стала еще глубже и шире.
Фрейя отняла руку от лица и уставилась в потолок. Проследила за трещиной в побелке; трещина ближе к плинтусу расширялась.
Все эти годы она говорила себе: бывает, что дочерям отцы ближе матерей — вот и Эстер с самого детства предпочитала Джека. Или у нее, Фрейи, просто было с ней мало общего. Такое случается, не все матери и дочери так близки, как они с Аурой, твердила она себе. Мрачная истина состояла в том, что с Эстер Фрейя так и не позволила себе влезть в шкуру материнства полностью. С самого рождения Эстер она держала младшую дочь на расстоянии вытянутой руки. А вдруг с ней что-нибудь случится? Вдруг она, Фрейя, и ее потеряет? В ту минуту, когда Фрейя впервые увидела лицо новорожденной Эстер, на нее обрушилась кровоточащая любовь, пронзившая ее тело; любовь эта сама по себе была беспощадной, опасной, всепоглощающей жизненной силой. Фрейю охватил страх, и какая-то дверь в ее душе захлопнулась. Эстер так и не смогла завладеть матерью целиком. Последствия оказались сродни самосбывающимся пророчествам. Подрастая, Эстер инстинктивно научилась не нуждаться в матери. Фрейя, в свою очередь, негодовала по поводу некоторой отчужденности Эстер. С годами трещина между матерью и дочерью превратилась в пропасть.
— Эстер! — От слез защипало в горле. Дочь не ответила. — Эстер, — испуганно повторила Фрейя: ей показалось, что связь прервалась. Мысли о дочери, яркие, полные чувства,
