Долгая дорога до Грейсленда - Кристен Мей Чейз
– Я буду то же самое.
Как только официантка ушла, мама взяла меня за руку и прошептала:
– Черт возьми, неужели мы все так медленно говорим, Грейс? – И мы с ней покатились со смеху. Мы продолжали смеяться до тех пор, пока нам не принесли чай. Успокоившись, я решила сходить в туалет, а когда вернулась, сэндвичи были уже на столе.
– Девочки, могу я предложить вам что-нибудь еще? – спросила официантка.
– Мы хотели бы узнать о шоу Элвиса, – с важностью заявила я. Сами виноваты – зачем повесили объявление: «Приглашаем»?
Официантка выглядела озадаченной.
– У вас вывеска на входе.
– А, вы про это. Будет в пять часов. Вон там. – И она показала в дальнюю часть кафе – туда, где над занавешенной дверью красовалась вывеска «Шоу».
– Билеты – на стойке администратора. – С этими словами официантка скрылась на кухне.
– Ну что, пойдем, – проговорила мама с коварной улыбкой.
– Конечно, пойдем, – не пропускать же шоу Элвиса во время путешествия, посвященного Элвису!
– Вот и договорились. – С этими словами мама откусила огромный кусок от своего сэндвича.
При этом вся сырная масса вытекла и упала обратно в тарелку. Мама рассмеялась, схватила ложку и начала с ее помощью наворачивать. Возможно, со стороны все это выглядело не особо привлекательно, но нам было наплевать – мы были чертовски голодны. Следуя маминому примеру, я принялась за сэндвич и только потом вспомнила про свою непереносимость лактозы и про необходимость срочно принять таблетку. Иначе последствия могли быть самыми печальными – не стану утомлять вас подробностями! Моя мама точно такого не заслуживала!
Мама смаковала каждый кусочек, поэтому я закончила раньше нее и решила оплатить счет и заняться билетами.
– Двери откроют в четыре сорок пять! – крикнула я от стойки кассира. У нас оставалось пять минут. – Уверена, что мы сможем занять хорошие места, так что давай подождем за нашим столиком.
Но не успела я договорить, как в кафе ввалилась весело гомонящая толпа человек из тридцати, одетых как на карнавал. С первого взгляда было ясно, что все они были членами Американской ассоциации пенсионеров[15]. У каждого в руках был билет, и они тут же направились к занавешенной двери.
Мама не стала ждать второго звонка: она бросилась вперед и заняла свое место в череде «молодых людей», украшенных лысинами и голубыми волосами. Оставив чаевые, я поспешила вслед за ней.
– Ты даже не знаешь, что нас там ждет, а так торопишься.
Но мама меня не слушала: она отодвинула портьеру, и мы оказались в совершенно другом времени.
Несколько мужчин расставляли столы и стулья по внешнему периметру комнаты, которая выглядела и пахла как старый церковный подвал: затхло, но торжественно. К барной стойке выстроилась очередь, там, вместо чая и кофе, наливали вино и пиво. Прямо перед нами находилась танцевальная площадка, ведущая на небольшую сцену, украшенную занавесом с золотой бахромой, переливающейся от каждого дуновения маленького вентилятора рядом с микрофоном. Мужчина в блестящих золотых брюках возился с динамиком и приветствовал проходящих к бару гостей. Почти каждого он знал по имени. Верхние флуоресцентные лампы выключили, и вместо них загорелись привычные для танцевального клуба огни: мигающие красные, синие и белые – как будто мы собрались на празднование Дня независимости. По мере того как зал заполнялся людьми, вокруг распространился приторный аромат цветов, смешанный с запахом нафталина.
– Рад тебя видеть, Тед! Как дела, Хейзел? Какая красивая у тебя юбка! – Мужчина жестом выразил одобрение наряду женщины, а потом наклонился и поцеловал ее в щеку. Закончив настраивать звук, он скрылся за сценой.
Мама была в полном восторге, она впитывала все увиденное, как измученный жаждой маленький ребенок, который наконец дорвался до вожделенной пачки с соком. Она заняла ближайшие к сцене места, достала из сумки зеркальце и начала поправлять свой макияж. Последним штрихом стала помада «Яркий Розовый № 828».
– Хочешь? – предложила мама, помахав передо мной помадой, как если бы дразнила щенка. Я отмахнулась, занятая тем, что во все глаза таращилась на все прибывающую толпу зрителей. Шоу обещало пройти при полном аншлаге. Очереди из желающих попасть на концерт Леди Гага в «Мэдисон-сквер-гарден» были, на мой взгляд, не такими многочисленными. Блестки и бусинки, украшавшие туалеты дам, искрились и переливались, создавая вокруг каждой светящийся ореол. Рубашки их спутников были по старинке сильно накрахмалены.
– Добрый вечер! – раздалось из микрофона. Все гости посмотрели в сторону сцены, где появилась миниатюрная женщина в розовом парике, как у Френчи из фильма «Бриолин». – Хэллоу! – Она постучала несколько раз по микрофону.
К ней подбежал звуковик и начал крутить какие-то ручки, отчего динамик издал несколько пронзительных звуков.
– Добро пожаловать на наше сегодняшнее шоу! – заголосила ведущая таким высоким и писклявым голосом, как будто он принадлежал крошечной мышке. – Впереди вас ждет удивительное приключение, в котором я буду вас сопровождать. А зовут меня Таня Заря!
Затем последовали объявления, которые были интересны только местным жителям. О предстоящей распродаже газонокосилок в магазине «У Джоно», о пропаже полосатой кошечки мисс Кэролайн… Отдельного внимания заслуживали специальный ассортимент напитков и правила поведения на предстоящем шоу. Одно из них вызвало у меня улыбку. Было запрещено запрыгивать на сцену во время представления – нарушителя обещали выдворить из бального зала. Зал отнюдь не походил на бальный, да и предположение, что кто-то из присутствующих сможет запрыгнуть на сцену, звучало невероятно.
Толпа зааплодировала. Мужчина, в одиночестве сидевший за столиком в дальнем углу, засвистел. Голос ведущей поднялся еще на пару октав, и она пропищала в микрофон:
– А теперь настала пора представить вам единственного и неповторимого… ЭЛВИСА ПРЕСЛИ! – После чего убежала за сцену. А в это время с другого ее конца появился Элвис.
Мама вскочила и начала визжать и хлопать руками над головой в такт музыке, которая раздавалась из знакомого маленького динамика. Большая часть публики уже была на ногах, готовая танцевать.
Как только прозвучали первые слова песни, толпа пришла в неистовство. Все взгляды были прикованы к фигуре невысокого мужчины, которого мы видели ранее на сцене. Только теперь на нем был еще и золотой пиджак. Он был Элвисом с головы до ног – начиная с черного парика и заканчивая блестящими мокасинами с золотыми кисточками. Никто не спутал бы его грубый, хриплый голос с голосом Элвиса, да и не очень-то он был и внешне похож, но это никого не волновало. Стоит отметить, для мужчины лет шестидесяти двигался он очень даже впечатляюще. Исполняя танец с шестом (помните, из знаменитого клипа «Тюремный рок»), артист в точности повторял все движения бедрами настоящего Элвиса, разве что с чуть меньшей амплитудой.
В это время мама толкнула меня локтем, и мне пришлось оглянуться, чтобы понять, что это: привлечение внимания или одно из танцевальных движений. Оказалось, и то и другое.
Мама присоединилась к линейке танцующих и, каждый раз тыкая своим костлявым локотком прямо мне в бок, двигалась в унисон со всеми.
Сначала я попыталась просто отодвинуться в сторону, но тут же столкнулась с другим танцором. Люди вокруг скакали во все стороны… Вскоре я почувствовала дурноту и подумала, что уровень сахара в крови упал. С этой мыслью помчалась к барной стойке, трясущейся рукой схватила первый попавшийся напиток, но тут же поняла, что сладкая газировка – не то, что мне сейчас нужно.
«На четыре счета – вдох, на семь – задержка дыхания и на восемь – выдох».
С трудом добралась до своего места. «Теперь успокоиться». Но как это сделать, когда все вокруг пульсировало, звуки раздавались на пределе громкости. «Следующий шаг – упражнение на концентрацию внимания: найти пять вещей в комнате, четыре из которых можно понюхать…» Световые блики и танцующие двигались с бешеной скоростью. «Теперь выплескиваем накопившееся внутри наружу. Не нужно себя сдерживать».
Я выбежала на улицу; сердцебиение постепенно приходило в норму, озноб прошел. «Простите, простите…» – повторяла я про себя, пока шла до машины, вспоминая, куда положила успокоительное, которое прописал мне врач.
Подобные приступы паники происходили у меня на протяжении вот уже нескольких лет и начались, скорее всего, еще в детстве. Накатывали одновременно отчаяние и беспомощность, и ни одно из этих чувств я не могла выразить словами. В таких случаях мама говорила: «Грейси опять закатила сцену»,
