После завтрака - Дефне Суман
– Что такое, о чем задумались, эфенди?
Селин улыбалась. Одним движением руки она собрала волосы и заколола их на макушке. Стала видна загорелая шея, явственно выступили ключицы. Увидев восхищение в моем взгляде, Селин смутилась и чуть не опрокинула свой стакан. Когда она избавится от подростковой неуверенности в себе, станет сногсшибательной красавицей.
– Пытаюсь вспомнить, когда я последний раз тебя видел.
– О-о, если мы так долго будем думать, плохо наше дело! Дам-ка я тебе наводку.
Наводки, улики… До чего же этой девочке нравится играть в детектива.
Я не стал возражать. Ее голубые глаза сияли, как море на солнце.
– Крепость.
– Какая крепость?
То есть да, крепость Румелихисары, но неужели ты это помнишь, Селин? Ан нет, ошибся.
– Концерт. В театре под открытым небом. Это ни о чем тебе не говорит?
Селин держала в руке наполовину выпитый стакан с чаем и озорно улыбалась. Я попытался вспомнить, но память снова и снова возвращалась к тому давнему дню. Я обнял Нур на берегу печального Босфора. Мы взвалили на себя непосильный груз. Мы были слишком молоды и не знали, что делать. В тот день Нур ушла из журналистики. Она еще тогда, взглянув на расстеленную, словно простыня, газету, поняла то, до чего я дохожу только сейчас. Оказывается, журналист – это не тот, кто узнаёт правду и рассказывает о ней людям. В лицее я думал, что люди, избравшие эту профессию, побуждают общество к дискуссии о его важнейших проблемах и к борьбе с его пороками, вызволяют людей из постыдного положения, в котором они пребывают, и ведут их к свободе. Вот уж нет. Журналист – это тот, кто сочиняет реальность, которой не существует, а потом заботится о том, чтобы все не только поверили в эту придуманную реальность, но и смирились с ней. Нур поняла это в момент озарения, глядя на газету Фикрета в кафе «Али-Баба». А я двадцать лет спустя все еще не желаю признавать эту истину. Что тому причиной? Упрямство, инертность, слепота – или надежда?
Принесли тосты. Мой – с овечьим сыром, для Селин – с колбасой. Хорошие тосты, правильные. Селин успела дать официанту подробные инструкции. Края хрустящие, сливочного масла сколько нужно. Селин все еще ждала от меня ответа. Чтобы не разочаровать ее, нужно было быстро что-то придумать. В последнее время я на концертах не бывал. А если это было несколько лет назад, то да, ходил я на один концерт в Румелихисары, в театр под открытым небом.
– Наверное, это был джазовый фестиваль?
Оказалось, я попал в точку. Чтобы быстрее ответить, Селин попыталась проглотить кусок тоста не разжевывая. Изо рта у нее пошел пар, и она помахала у губ рукой, как будто это могло помочь.
– Именно! Концерт Джоан Баэз! Вспомнил, да? У меня тогда волосы были подстрижены короче, и я носила очки. Мы, собственно, даже не поговорили.
Кусок застрял у Селин в горле, так что ей пришлось постучать себя по груди. А я пребывал в замешательстве. Совершенно потерял ориентацию во времени. С недавних пор это часто со мной происходит. Давнишние события вдруг оживают в памяти, а куда я ходил два дня назад, никак не могу вспомнить. И сотни имен зачем-то засели в голове. Вот о чем сейчас говорит эта девочка? Во время концерта Джоан Баэз в Румелихисары я был младше, чем она сейчас. Учился в лицее. Еще даже в планах у меня не было отправиться вместе с Онуром, предвкушая приключение для настоящих мужчин, в ту безлюдную бухточку, куда в тот же день прибудет Нур со своими подругами из Босфорского университета.
Заметив мою растерянность, Селин торопливо прибавила:
– Только тетя хотела нас познакомить, как ты уже убежал по лестнице вниз. У тебя был билет в вип-зону, на самые классные места у сцены. Я тебе очень завидовала.
Тут, наконец, я вспомнил. Селин имела в виду концерт двухлетней давности. Она откусила еще кусок и продолжала говорить с набитым ртом, так что разбирать ее речь было непросто.
– Тетя Нур тоже купила нам билеты на хорошие места. А потом я перешла еще ближе к сцене. Встретила там знакомых по парку Гези[16]. Мы танцевали вместе. Суперский был концерт, правда? Я Баэз раньше никогда не слышала. Думала, это музыка для пожилых. На свой счет не принимай. Ты не пожилой. А потом она начала петь! У меня аж дыхание перехватило. Я была зачарована. Было немножко похоже на Гези: люди всех возрастов пели вместе, как дети. Люди теперь на нее обижены, потому что прошлым летом она отменила концерт, но меня это не колышет. Надеюсь, приедет снова.
Теперь я вспомнил, как второпях проскочил тогда мимо них. Я искал взглядом Уфука. Тут он или нет? То ли, усадив женщин на места, отошел купить что-нибудь поесть и попить, то ли просто дома остался? В присутствии мужа Нур я всякий раз чувствую себя не в своей тарелке. Наверное, потому, что так и не смог понять, о чем и насколько хорошо он осведомлен. Мне все время чудится, что за его внешностью бородатого добряка-интеллектуала с трубкой прячется какая-то фальшь, хотя я знаю, что человек он хороший и порядочный. Видимо, из-за этих переживаний я и не понял, что Нур хотела познакомить меня с Селин.
– Конечно, помню. Нур – большая поклонница Джоан Баэз. Ни за что не пропустит ее концерт.
– Вот-вот! Она все песни знала наизусть. Подпевала с начала до конца. Потом, когда мы шли с концерта, она научила меня нескольким песням. «Donna Donna», «We Shall Overcome». Дома я нашла их в «Ютьюбе». Аккорды простые. Сыграла, спела. Прекрасные песни! Суперский был вечер!
Это чувство эмоционального подъема мне знакомо. Я впервые попал на концерт Баэз, когда был еще младше, чем Селин сейчас. В темно-синей ночи звезды сияли так близко, что казалось, вот-вот упадут на сцену. От запаха котлет, жарившихся
