Дождь в Токио - Ясмин Шакарами
– П-прости, – я глотаю слёзы.
– Не нужно. Мы очень рады, что у тебя будет такой опыт! – говорит папа и быстро добавляет: – Только никаких наркотиков!
– Я люблю вас, – признаюсь я.
– А мы тебя ещё больше. Спокойной ночи. Завтра твой первый день в школе, это так волнительно!
Хочу напомнить папе, что через две недели мне исполнится семнадцать лет и вообще, я в школу хожу не первый год, но вместо этого просто желаю доброй ночи на японском языке:
– Оясуми насай.
– Оящватски касай – или как-то так! – смеётся папа и отключается.
Половина одиннадцатого, а у меня сна ни в одном глазу. Братто Питто, чью сиесту нарушила моя болтовня по телефону, садится рядом и осуждающе мяукает.
Я прислушиваюсь. Видимо, семейство Накано уже спит. Завидую. Разговор с папой меня взволновал – сильнее, чем хочется признавать. Надеюсь, у родителей всё хорошо. С тех пор как я уехала, в нашей квартире в Мюнхене стало совсем пусто. И мне ли не знать, как расстраивает маму тишина.
В крошечной спальне невероятно жарко. Вечером я приняла холодный душ, но сейчас снова вспотела. Всё такое липкое, а в горле сухо.
Ворочаюсь с боку на бок. Может, посмотреть Netflix? Нет, голова так забита впечатлениями, что утомительно даже думать о глупых мультиках. Со вздохом достаю из-под подушки карманное зеркальце. Оно очень красивое: насыщенного синего цвета с багряными спиралями. Открываю его и осторожно высыпаю осколки на футон. Перед моими глазами прямоугольный осколок, неплотно держащийся в оправе.
Смотрю на себя, и она смотрит в ответ.
– Привет, Майя. Это звонил папа. Нервничал, как всегда. Честно говоря, сегодня всё идёт криво-косо. Сначала весь этот театр с Кентаро, а затем я целую вечность бродила с Аей и Рио по Харадзюку. Удивительное дело, Ая совсем не спрашивала, что о ней сказал татуированный джедай. Не сомневаюсь, меня ещё ждёт перекрёстный допрос. Не понимаю её. Здесь люди не такие, как дома. Ладно, это неважно. Я скучаю по тебе. Ужасно скучаю. Когда боль уже уйдёт?
Карие глаза смотрят одиноко и печально.
Собираю в ладонь осколки. Голос срывается:
– Вот бы тебя починить…
Братто Питто навострил уши – хлопнула дверь.
– Малу, всё в порядке?
Ая.
– Д-да, – отвечаю я с комом в горле.
– С кем ты разговариваешь?
– С… Братто Питто.
Слышно, как Ая топчется у дверей.
– Можно войти?
– Да.
Я быстро прячу зеркальце.
В следующее мгновение Ая уже в комнате и озабоченно смотрит на меня.
– Не спится?
Даже в детской пижаме с Сейлор Мун она выглядит круто.
– Что-то вроде, – слабо отвечаю я. – Слишком взбудоражена.
– Ясно, – несколько мгновений Ая о чёмто думает, а затем предлагает: – Как насчёт небольшого приключения?
Я хмурюсь. Ая пытается вести себя мило?
– Сейчас приоденем тебя и пойдём.
– Меня… э?
– Лучше пойдём ко мне в комнату. Примеришь мою юкату.
Магический – это простое слово отлично подходит ночному Токио. Пустые улицы будто сошли с акварельных рисунков. Свет фонарей стелется по асфальту мерцающей вуалью. Мошки пляшут в тёплом воздухе, и за их пушистыми тельцами тянется сияющий шлейф, как у маленьких комет. Звёзд на небе нет, зато видны неоново-жёлтые тени небоскрёбов из соседнего района Синдзюку, которые просыпаются после дневного сна.
– Уверена, что твои родители нас не хватятся? – переживаю я.
Целая колонна из автоматов с напитками слепит нас разноцветными диско-огнями.
– Я не узница! – возмущается Ая. – Неужели ты никогда не сбегала тайком из дома?
– Сбегала, конечно, – вру я. Мне как-то не по себе. – А как же твой брат?
– Хару меня прикрывает.
Мы проходим мимо круглосуточного магазинчика.
– Подожди минутку.
Стеклянные двери открываются, и меня накрывает волной прохладного воздуха и пронзительными голосами рекламирующих что-то дикторов. Затем всё снова стихает, и я остаюсь на улице одна. Пёстрая юката, одолженная у Аи, развевается под мягким летним бризом. Это самая красивая вещь в её гардеробе. Принимающая сестра вела себя так, будто это сущий пустяк, и всё же я верю, что таким широким жестом она хотела подбодрить меня. Ношение традиционного платья вызывает особые чувства.
Ая возвращается с двумя банками. На ней всё та же пижама, кожаная куртка с бахромой и панковые сапоги – бомбический образ. В одном Ае не откажешь: у неё безумное чувство стиля.
– Куда мы идём?
– Скоро увидишь.
Через пять минут мы подходим к воротам, единственное предназначение которых – не пускать любой существующий свет. За их обветренными столбами угольночёрным собором к небесам вздымается темнота, зловещая и непроглядная. Именно так выглядит место, где приехавшей в чужую страну девушке в позднее время находиться точно нельзя.
– Пришли!
Чёрт.
– Добро пожаловать в Хатономори Хачиман! – радостно объявляет Ая.
По спине бегут мурашки.
– Я такое название не запомню.
– И не надо.
– Что мне написать в прощальной записке?
– Ты забавная, Малу, – смеётся Ая. – Увидимся на той стороне.
Она проходит через зловещие ворота и через секунду полностью исчезает.
Тяжело вздохнув, я зажмуриваюсь и вступаю во владения Аи.
В ветвях шелестят обрывки бумаги, постукивают деревянные молитвенные дощечки. Держа меня за руку, Ая идёт по лабиринту узких заросших тропинок. Глаза постепенно привыкают к темноте, и я вижу то, что видеть совершенно не хочу: быстрое движение в чёрных зарослях, клубы тумана, призраками скользящие по земле, флуоресцентные огоньки, которые нас будто преследуют. Даже не верится, что мы в центре Токио…
– Почти пришли.
– Почти пришли куда? В Нарнию? – бубню я себе под нос.
Каменные драконы, выстроившиеся вдоль тропинки, скалят на нас покрытые мхом клыки. Испуганно кричат птицы. Мы минуем арочный мостик, осторожно перебираемся через мясистые корни деревьев и уходим всё дальше в эти своеобразные джунгли.
Вдруг ночь сменяется мягким свечением. Мы поднимаемся по старинной лестнице, серебряной нитью тянущейся через пролесок. Наверху Ая многозначительно произносит:
– Позволь представить – Хатономори Хатиман.
Перед нами таинственный синтоистский храм. Фасад будто укутан в ослепительно белый маскировочный халат, а изогнутая крыша напоминает крылья величественного грифона. В небольших нишах на стенах трепещут огоньки свечей, окна причудливо украшены.
Вывод: здесь точно творится волшебство. Японский храм настолько мистический и завораживающий, настолько загадочный и изящный, что я теряю дар речи. Если в дверях сейчас появится какой-нибудь эльф, я просто пожму плечами. В таком месте возможно всё.
– Присядем, – Ая кивает на ступеньку под храмовым колоколом в форме лотоса.
Дайте минутку. Святилище с его мрачной романтикой странно на меня влияет. Сердце щемит от тоски – сама не знаю, почему.
– Здесь