Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира - Бенджамин Алире Саэнц

Аристотель и Данте Погружаются в Воды Мира

Перевод на русский язык:

Maliya Lien (https://ficbook.net/authors/6400885);

Тыблоко. (https://ficbook.net/authors/7382838);

Deqost (https://ficbook.net/authors/01933f9a-d1c4-784c-8b84-0fe0adbcac3e), 2024.

Посвящается: всем читателям Ficbook.

Аманда, я вижу восход солнца и думаю о тебе. Иногда я слышу твой смех в комнате и то, как ты говоришь: — Ты сумасшедшей, дядя Бен.

Эта книга — для тебя. Я тебя обожаю — и всегда буду обожать.

КУДА БЫ Я НИ ПОВЕРНУЛСЯ, КУДА БЫ…

КУДА БЫ Я НИ ПОВЕРНУЛСЯ, КУДА БЫ я ни пошёл, у каждого было что сказать о любви. Матери, отцы, учителя, певцы, музыканты, поэты, писатели, друзья. Это было словно воздух. Словно океан. Словно солнце. Словно листья на дереве летом. Это было словно дождь, что прервал засуху. Словно мягкий звук воды, текущей в ручье. И это было словно звук разбивающихся о берег волн во время шторма. Любовь была причиной, по которой мы сражались во всех наших битвах. Любовь — это то, ради чего мы жили и умирали. Любовь — это то, о чём мы мечтали, когда спали. Любовь была воздухом, которым мы хотели дышать, когда просыпались, чтобы встретить новый день. Любовь была факелом, который ты нёс, чтобы вывести себя из тьмы. Любовь забрала тебя из изгнания и перенесла в страну, называемую Принадлежностью.

Знакомство с искусством картографии

Я задавался вопросом, разрешат ли нам с Данте когда-нибудь написать наши имена на карте мира. Другим людям дают письменный принадлежности, когда они идут в школу, их учат ими пользоваться. Но они не дают таким мальчикам, как я и Данте, карандаши, ручки или аэрозольную краску. Они хотят, чтобы мы читали, но не хотят, чтобы мы писали. Чем же мы напишем наши имена? И где на карте мы бы их написали?

Один

И ВОТ ОН ЗДЕСЬ, ДАНТЕ, его голова покоится на моей груди. В тишине рассвета был слышен только звук его дыхания. Это было так, как если бы вся вселенная прекратила всё, что она делала, только для того, чтобы посмотреть сверху вниз на двух мальчиков, которые раскрыли её секреты.

Когда я почувствовал биение сердца Данте, я пожалел, что не могу каким-то образом дотянуться до своей груди, вырвать своё собственное сердце и показать ему всё, что в нём есть.

А потом было вот что: Любовь имела какое-то отношение не только к моему сердцу — она имела какое-то отношение к моему телу. И моё тело никогда не чувствовало себя таким живым. И тогда я понял, я наконец-то узнал об этой штуке, называемой желанием.

Два

МНЕ УЖАСНО НЕ ХОТЕЛОСЬ ЕГО БУДИТЬ. Но этот момент должен был закончиться. Мы не могли вечно жить на заднем сиденье моего пикапа. Было поздно, уже наступил другой день, и нам нужно было возвращаться домой, чтобы наши родители не начали волноваться. Я поцеловал его в макушку.

— Данте? Данте? Просыпайся.

— Я хочу никогда не просыпаться, — прошептал он.

— Мы должны идти домой.

— Я уже дома. Я с тобой.

Это заставило меня улыбнуться. Такие Дантовские слова.

— Давай, пойдём. Похоже, идёт дождь. И твоя мама собирается убить нас.

Данте рассмеялся:

— Она не убьет нас. Мы просто воспользуемся одним из её взглядов.

Я поднял его на ноги, и мы оба стояли, глядя в небо.

Он взял меня за руку.

— Ты всегда будешь любить меня?

— Да.

— А ты любил меня с самого начала, так же, как я любил тебя?

— Да, я так думаю. Я думаю, что да. Это труднее для меня, Данте. Ты должен это понять. Мне всегда будет труднее.

— Не всё так сложно, Ари.

— Не всё так просто, как ты думаешь.

Он собирался что-то сказать, поэтому я просто поцеловал его. Думаю, чтобы заткнуть ему рот. Но также и потому, что мне нравилось целовать его.

Он улыбнулся.

— Ты наконец-то нашел способ выиграть у меня спор.

— Ага, — сказал я.

— Какое-то время это будет работать, — сказал он.

— Мы не всегда должны соглашаться, — ответил я.

— Это правда.

— Я рад, что ты не такой, как я, Данте. Если бы ты был таким, как я, я бы тебя не любил.

— Ты сказал, что любишь меня? — Он смеялся.

— Прекрати это.

— Прекратить что?

А потом он поцеловал меня.

— У тебя вкус дождя, — сказал он.

— Я люблю дождь больше всего на свете.

— Я знаю. Хочу быть дождем.

— Ты и есть дождь, Данте. — И я хотел сказать: — Ты — дождь, и ты — пустыня, и ты — ластик, который заставляет слово — одиночество исчезнуть. Но этого было слишком много, чтобы это сказать, а я всегда был тем парнем, который говорил слишком мало, а Данте был из тех парней, которые всегда говорили слишком много.

Три

ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ МЫ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛИ.

Данте был тихим. Может быть даже слишком тихим. Он, который всегда был так многословен, который знал, что и как сказать. И не боялся сказать это. Тогда мне пришла в голову мысль, что, возможно, Данте всегда боялся — так же, как и я. Это было так, как если бы мы оба вошли в комнату вместе и не знали, что делать в этой комнате.

Или, может быть, или, может быть, или, может быть…

Я просто не мог перестать думать о всяком разном. И я задавался вопросом, наступит ли когда-нибудь время, когда я перестану думать о таких вещах.

А потом я услышал голос Данте:

— Хотел бы я быть девочкой.

Я посмотрел на Данте.

— Что? Желание быть девушкой — это серьёзное дело. Ты действительно хотел бы быть девушкой?

— Нет. Мне нравится быть парнем. Я имею в виду мне нравится иметь пенис.

— Мне тоже это нравится.

А потом он сказал:

— Но, по крайней мере, если бы я был девушкой, тогда мы могли бы пожениться и, знаешь…

— Этого никогда не случится.

— Я знаю, Ари.

— Не грусти.

— Не буду.

Но я знал, что он будет.

А потом я включил радио, и Данте начал петь с Эриком Клэптоном. Он прошептал, что — My Father's Eyes, возможно, его новая любимая песня.

— Жду, когда придёт мой принц, — прошептал он и