Богова делянка - Луис Бромфилд
Возвращаясь на Ферму после похорон, Уиллингдоны и старый Джеми держали путь не в будущее, а в прошедшее, хотя никто из них тогда не отдавал себе в этом отчета. Город, ставший чужим и неинтересным, лежал позади, а ехали они к чему-то, чего больше не существовало, и, хотя вскоре они свернули на аллею, в конце которой стоял большой белый дом, фактически ехали они зря, потому что цели-то, к которой они стремились, не было. Как бабушка Джейн, их цель ушла из жизни.
Переселившись, они, однако, не порвали окончательно с Городом. Джеймс Уиллингдон не ликвидировал свою контору по продаже земельной собственности, хотя и бывал там все реже. Мать Джонни ездила на заседания и вечера церковного комитета, а иногда и в гости к приятельницам. Джонни с братом посещали школу, и, кроме того, Джонни работал полдня в одной из городских газет. Только старый Джеми никогда не покидал Фермы, и заботы о ней легли главным образом на Хада Вильямса и на него.
Джонни заканчивал среднюю школу, и, так как памятью он обладал завидной, у него оставалось много свободного времени, и это давало ему возможность полдня работать репортером. Субботнее же утро и все воскресенье он проводил на Ферме: пахал, доил коров, чинил изгороди, собирал яблоки, делал все, что придется. Это было приятное разнообразие. Как начинающий газетчик, он избегал Город вдоль и поперек, видя в нем то, чего никогда прежде не видел, узнавая вещи, которых никогда прежде не знал, знакомясь с нищетой и пороками, о существовании которых никогда прежде не подозревал, а потом возвращался в редакцию и слушал там разговоры о политике, неизменно циничные, разбивающие всякие иллюзии. Ему не было еще и шестнадцати лет, но после того, как он проработал в редакции всего лишь несколько месяцев, с него стали спрашивать как с матерого репортера. Он узнал до конца весь ужас, всю безвыходность жизни в Слободке и синдикатских домах и трагедии морга, ему случалось выкапывать подробности о том или ином преступлении, о том или ином лице, которые были слишком темны или непристойны для печати. И еще он познакомился с самыми разнообразными личностями: от Салли Питерс — владелицы наиболее охотно посещаемого публичного дома на Франклин-стрит, до своей дальней родственницы Сюзан Уилкс, которая была душой «Общества борьбы с пьянством» и «Общества борьбы с курением». Как это ни странно, Джонни казалось, что у Сюзан и Салли есть что-то общее. Обе были властны и нетерпимы, и обе — по своим меркам — весьма почтенны, обе любили животных и прикармливали бездомных собак и кошек, и Салли Питерс не брала в рот ничего спиртного и не курила. Впоследствии, когда Джонни обосновался в кабинете одной из нью-йоркских газет, куда к нему по телефону стекались каждую ночь все пороки и все беды огромного города, ему ни разу не пришлось услышать по этой части ничего такого, с чем бы он уже не сталкивался в похоронном бюро Джо Симса, на железнодорожной станции, в баре Хеннеси, в Крессент-Хаузе, в Слободке, а иногда и в городском полицейском суде.
Шесть месяцев прожили они под приятным впечатлением, что на Ферме все идет по-прежнему. Чтобы возродить ее, были проданы все до последнего участки земли и все дома, принадлежавшие отцу Джонни, поэтому в банке имелись деньги, а самый факт наличия денег действовал ослепляюще на всех членов семьи, не исключая матери Джонни, — им почему-то каждый раз начинало казаться, что раз деньги есть, значит, всегда будут. Старый Джеми прекрасно знал, что несколько тысяч могут кончиться, и довольно скоро. У него было больше здравого смысла, чем у всех остальных, но он был стар, и к тому же деньги-то вбивались в его любимую Ферму. Он еще доживет до того времени, когда она станет такой, какой была когда-то, — опрятной, доходной, ухоженной, — а разве это мало? Как только ее приведут в порядок, конечно же, она станет приносить доход. Вот он и не протестовал.
Была проведена канализация, установлены ванны. Отец Джонни съездил на Восток, в штат Нью-Йорк, и привез оттуда великолепного племенного быка и десять коров. Были настланы новые полы взамен прежних, прогнивших. Поставлены новые изгороди. Темная комната после шестидесяти лет снова увидела свет, когда одну из ее стен проломили, присоединив к ней бывший кабинетик Марии, так что из двух получилась одна длинная гостиная.
А потом неожиданно деньги подошли к концу. Никто и не заметил, что сумма вклада усыхает и усыхает, пока наконец на счету не осталось ничего, зато остались неоплаченные счета за уже выполненные работы. С чувством горького разочарования Джонни и его отец поняли, что надо что-то делать. Или от Фермы нужно навсегда отказаться, или им нужно стать настоящими фермерами. Решение в конце концов принял Джонни: он станет фермером; он постарается и поступит в сельскохозяйственный институт, где его научат, как надо вести хозяйство, чтобы кормиться от земли. Джеймс Уиллингдон остался доволен. Жена его сделала несколько язвительных замечаний по поводу того, что Джонни и его отцу пора бы отказаться от своей затеи, и на этом успокоилась. Как-никак она была дочерью старого Джеми. Она знала, что такое Ферма, знала она и то, что ни у ее мужа, ни у сына нет задатков настоящих фермеров. Старый же Джеми был в восторге: подобно Полковнику, покоившемуся в углу сада, он тоже имел зятя и внука, которые будут заботиться о Ферме после его смерти.
Но для Хада и Мелиссы места не оставалось. Действительность внезапно вторглась в мечту, и всем стало ясно, что прокормить две семьи Ферма не сможет.
А затем, дня через два после отъезда Хада и Мелиссы, старый Джеми встал ночью с постели налить себе стакан воды. Он запнулся за старый половик, лежавший на своем месте еще с того времени, когда они с Марией поженились. Упал и
