Богова делянка - Луис Бромфилд
Ускорило перелом в их жизни обстоятельство, и прежде неоднократно побуждавшее к действиям семью, склонную к оптимизму и laissez-faire[9]. Дело было в деньгах. Долги подпирали. Контора по продаже земельной собственности, принадлежавшая Джеймсу Уиллингдону, дышала на ладан. По всей вероятности, у него опустились руки при виде методов других дельцов, занимавшихся недвижимостью в этом быстро растущем фабричном Городе, — дельцов, способных кого угодно взять за глотку. Он предпочитал другие методы, но те были куда действеннее. И мать Джонни внезапно осенило: что-то надо делать, если они не хотят окончательно обанкротиться.
Выход предложил старый Джеми.
Куда же податься Уиллингдонам, как не на Ферму? Ведь это же их родной дом. Не роднее же им в конце концов этот серый дом с небольшим городским участком. Разве не Ферма дала им всем их неистощимую энергию, их жизненную силу? Разве не от Фермы пошло у всех у них стремление к свободе и простору? Яснее ясного, им нужно продать серый дом и те деньги, которые останутся после уплаты по закладным, вложить в Ферму.
Но тут восстала Элин Уиллингдон — план преграждал путь к успеху ее сыновьям и, следовательно, ей самой. Дочери удалось спастись, теперь надо спасать сыновей. Самая мысль, что ее дети должны вернуться на землю, до глубины души возмущала ее, возмущала особенно сильно потому, что дни, когда на земле можно было жить прилично, с достоинством и в достатке, как жила когда-то ее семья, ушли безвозвратно. Она видела — гораздо отчетливее, чем все остальные члены семьи, — что цены растут на все, кроме того, что производят фермеры, и что бывают годы, когда фермерам волей-неволей приходится влезать в долги. На глазах богатели оптовые торговцы бакалейными товарами и разные комиссионеры, тогда как фермерам оставалось только нищать и увязать в долгах. Знала она и то, что хоть жизнь на Ферме и хороша, но это очень трудная жизнь, в которой маленькая неудача может обернуться большой бедой. От холеры могут пасть все свиньи, племенная корова может подохнуть, подавившись яблоком, а ящур может одним махом превратить стадо прекрасных молочных коров в груду обугленной падали.
И все же в конце концов она вынуждена была сдать свои позиции — по крайней мере временно, — и не потому, что стала сговорчивее или у нее иссякли силы, просто больше ничего не оставалось делать. Ферма оказалась единственным прибежищем. Там, по крайней мере, дети будут сыты и у них будет крыша над головой. Там у них будет независимость, без которой жизнь немыслима. Она убеждала себя, что это шаг назад перед рывком вперед. И потом в глубине души она любила Ферму не меньше, чем любили ее остальные, однако инстинкт, которым она привыкла руководствоваться, подсказывал, что уж одному-то из ее сыновей Ферма прочно запала в душу, и потому она боялась переезда.
Когда наконец решение было принято, все вздохнули с облегчением: на какое-то время тревоги и заботы прежней жизни отпали, и семья стала с нетерпением ждать продажи городского дома и переезда в деревню. Жизнь начиналась сначала. Можно было подумать, что Джеймс Уиллингдон, следуя примеру бесчисленных дядей, теток и кузенов, распродает все, чтобы уехать в новые края. Старый Джеми видел в мечтах свою землю возрожденной, дом — снова заполненным его детьми и внуками и самого себя — умирающим, как он всегда мечтал умереть, в комнате, которую почти пятьдесят лет делил с женщиной, бывшей для него всем. Джеймс Уиллингдон и Джонни были твердо убеждены, что, вооружившись новыми методами, выведут Ферму на путь процветания. «Научные методы», — только и слышалось в доме, поскольку слово «передовые» было уже достаточно затаскано. Этими словами пользовалась также горсточка фермеров из прежних, которые упорно держались за землю, преисполненные решимости найти финансовую возможность продолжать жизнь, отказаться от которой были не в силах. У отца и сына появилась новая мечта — почти что цель жизни. Они затеяли доказать Округу, что прожить на земле можно, причем удобно и даже богато. Вовсе не нужно вставать до зари, как это делают фермеры-иммигранты, и выгонять на работу в поле женщин и детей. Оба так размечтались, что начисто забыли о действительности, оба, обманывая себя, отдались во власть оптимизма. Целые вечера они, как зачарованные, проводили за чтением сельскохозяйственных газет и правительственных сообщений, возводя по кирпичику здание будущего, еще не познав на горьком опыте, что, помимо кучки усердно трудящихся ученых, которым непрестанно ставились палки в колеса и которых всячески третировали политиканы, существовали еще и конгрессмены, мало интересовавшиеся участью фермеров: избиратели-фермеры, раздробленные, неорганизованные и ненадежные, не стоили того, чтобы из-за них беспокоиться.
На Ферме жили в то время Хад и Мелисса. Им предложили остаться, заняв один из флигелей старого дома, хотя никто не задумывался над тем, как может Ферма со своими истощенными полями и подгнившими изгородями прокормить еще и их двоих вдобавок ко всем Уиллингдонам. Если мать Джонни и питала какие-то сомнения на этот счет, она хмуро помалкивала, считая, по-видимому, что нужно предоставить остальным членам семьи дойти до всего своим умом. Старый Джеми, по-детски радовавшийся переезду, был настроен крайне оптимистично. Все образуется. Изгороди будут починены, и поля станут плодородными. Если уж на то пошло, смог же он вырастить восемь детей, не говоря уж о внуках и о родственниках, толпами приезжавших погостить, вот на этой самой земле, и все, слава богу, были сыты!
С приближением переезда с Джеми даже соскочила апатия, которая последнее время все чаще одолевала его в жаркие послеобеденные часы, когда он располагался на веранде. Он стал весьма проворен и во время своих поездок на Ферму брался за дела, бывшие, казалось бы, не под силу старику — пусть очень крепкому, — которому шел уже девятый десяток. Подозреваю, что временами он серьезно сомневался в необратимости процесса старения и твердо верил, что, вернувшись на Ферму, каким-то чудом снова станет молодым и сможет начать жизнь заново. Ему было нетрудно себя обманывать, поскольку временами он немножко впадал в детство. Он и счастлив-то был как ребенок.
Но вот однажды утром он пришел в конюшню в глубине городского участка и увидел, что его старый
