Болеслав Прус - Анелька
А теперь этот человек не может справиться с хлопотами по имению и ценой ее ожерелья должен покупать доверие собственного арендатора!
Конечно, виной всему эта самая переходная эпоха, от которой пострадали все без разбора. Одни разорились, другие с остатками состояния переселились в город, третьи порвали отношения с тем, кого некогда величали primus inter pares!* Разве он виноват, что новых людей, эту армию выскочек, интересуют уже не пикники, охота, светские обычаи, а многопольная система, бухгалтерия да скотоводство? Что общего у этого возвышенного ума с презренной толпой евреев, немцев и мужиков, которые еще не испытывают потребности в перчатках и духах?"
______________
* Первый среди равных! (лат.)
Так рассуждала супруга пана Яна, сетуя на свой недуг, который иногда мешал ей видеть блестящие достоинства мужа.
Вошел лакей.
- Прошу к столу, пани, самовар подан.
- А пан уже в столовой?
- Я докладывал ясновельможному пану.
- Позови панну Анелю и скажи гувернантке.
Лакей вышел.
- Joseph, mon enfant, veux-tu prendre du the?..* Спит, бедный ребенок!..
______________
* Жозеф, дитя мое, хочешь чаю?.. (франц.)
Через светло-голубую комнату и переднюю она прошла в столовую, волоча за собой по полу шлейф белого шлафрока. Вскоре появились в столовой все еще встревоженная Анелька и молчаливая гувернантка, а за ними вошел и хозяин дома.
Он учтиво предложил руку гувернантке, у которой лицо и шея стали кирпичного цвета. Она села напротив пана Яна и потупила взор. Люди поверхностные поспешили бы сделать вывод, будто мужчины производят на панну Валентину неотразимое впечатление, но от самой ученой особы они могли бы узнать, что таким образом она демонстрирует свое презрение к аристократам.
"Ужасный человек! - думала она, поглядывая на пана Яна из-под опущенных ресниц. - Скольких женщин он сделал несчастными!"
Панна Валентина слыхала, что красивый помещик питает слабость к прекрасному полу, вследствие чего женская прислуга никогда долго не оставалась в доме.
"А ведь он так редко бывает дома, - думала она. - Боже, если бы он все время был здесь, мне пришлось бы, пожалуй, отказаться от воспитания этого заброшенного ребенка!.."
Помещик безо всякого умысла положил обе руки на стол и, глядя на панну Валентину (как ей показалось, вызывающе), обратился к лакею:
- Вели мне зажарить бифштекс по-английски.
- Мяса нет, ясновельможный пан.
- Как же так? Уже в июне невозможно достать мяса?..
- Достать-то можно, но вельможная пани не посылала в город.
Мать и дочь густо покраснели. Им было хорошо известно, что за мясом не посылали из экономии.
- Тогда прикажи сварить два яйца всмятку, - сказал пан, устремляя на гувернантку на сей раз меланхолический взор.
Панна Валентина сочла уместным вмешаться:
- Яиц тоже, наверное, нет, их подавали сегодня к обеду. И, кроме того, я ежедневно пью сырые.
- Вижу, Меця, твоя Кивальская совсем запустила хозяйство, - заметил пан Ян.
- Приноравливается к отпущенным ей средствам, - вставила гувернантка, беря под свою защиту ненавистную ключницу только для того, чтобы досадить пану Яну.
Слова ее задели помещика.
- Ты настолько слаба, Меця, что обременяешь панну Валентину обязанностями кассира?.. - спросил он.
- Mais non!..* - прошептала смущенная пани Матильда.
______________
* Вовсе нет!.. (франц.)
Но в старую деву словно бес вселился.
- Это было бы не так уж плохо, - процедила она с усмешкой. - Если у вас за кассира Шмуль, то я с успехом могла бы выполнять ту же обязанность при пани Матильде.
- Бесспорно, - ответил пан Ян, слегка нахмурившись, - но, мне кажется, Анельке это не принесло бы пользы.
У Анельки чуть не выпала ложечка из рук.
- Сегодня, например, я встретил ее на проезжей дороге...
- Анельку?.. - воскликнули в один голос мать и гувернантка.
- Да, Анельку. К счастью, не одну, а в обществе дочери этого разбойника, Гайды, и еще - поросенка...
- Анеля!.. - прошептала пани Матильда.
- Вот видите, - продолжал хозяин дома, с усмешкой обращаясь к гувернантке, - на что обречена моя дочь уже сейчас, хотя вы пока еще не соблаговолили заняться ведением наших расходов... Она ищет себе товарищей среди пастушек и поросят...
Панна Валентина позеленела.
- Ах! Кто знает, - ответила она с напускным спокойствием, - не пригодится ли ей когда-нибудь такое знакомство.
- С поросятами?
- С детьми народа. До сих пор знатные господа имели обыкновение водить дружбу только с евреями, и у нас перед глазами немало примеров, чем это кончается. Может быть, следующее поколение в силу необходимости сблизится с мужиками...
У помещика дрожали губы, но, сделав над собой усилие, он улыбнулся.
- Панна Валентина - пылкая демократка, - пролепетала совершенно перепуганная пани Матильда. - Но Анелька делает у нее такие успехи...
- Как видно, не все это понимают, - пробормотала гувернантка, взглянув, вопреки своей обычной скромности, прямо в лицо помещику. Она торжествовала победу, уверенная, что теперь по крайней мере оградила себя от посягательств этого коварного сердцееда.
И действительно, способ защиты оказался весьма радикальным. К тому же пан Ян, вовремя вспомнив, что гувернантке не плачено за три месяца, ничего ей не возразил. Он обратился к дочери:
- Анелька...
Девочка встала из-за стола и, дрожа, подошла к отцу, думая, что час расплаты настал. Стол, самовар, вся комната завертелись у нее перед глазами.
- Что, папа?..
- Подойди ближе...
Анелька чуть не упала.
- Я прошу тебя никогда больше не выбегать на дорогу, - медленно сказал отец и, обняв ее, поцеловал в лоб. - А теперь иди допивай свой чай...
Анелька была на седьмом небе. "О господи, до чего же он добрый!.. И какой гадкий человек этот Гайда, - бьет свою дочку!.."
Но тут она вспомнила про пани Вейс, и восторг ее сразу остыл.
Глава пятая
Веселые опечалены, а печальные
пребывают в превосходном настроении
Прошла неделя. Солнце припекало все сильнее, ночи стояли теплые и короткие. Над полями время от времени проплывали тучи, сея дождик, но ветер сразу разгонял их, чтобы они не повредили хлебам. Деревья были в цвету, а многие уже усыпаны завязями плодов.
Все благоухало. Над прудом думали свою думу аисты, прислушиваясь к лягушечьему кваканью. В птичьих гнездах уже копошились птенцы. Все вокруг торопилось жить и расти или набиралось сил для жизни и роста. В природе, как пузыри в кипящей воде, беспрерывно появлялись новые жизни, новые голоса, новые радости. Чем выше поднималось солнце над горизонтом, тем безудержнее бурлила жизнь. Казалось, будто это огромное светило окружено целым сонмом духов и они градом сыплются на землю, вселяясь здесь в существа недолговечные, но полные беспечной резвости и веселья.
Поля, кустарник и леса, холмы и долины оделись в зелень всевозможных оттенков, а среди этой зелени звездочками сияли белые, розовые, синие, желтые и бог весть еще какие цветы. И все эти краски, сосредоточенные в разных местах, издали воспринимались человеческим глазом как разноцветные полосы и пятна, в беспорядке разбросанные по беспредельным просторам земли. Должно быть, мухам, ползающим по фрескам знаменитых мастеров, эти фрески представляются такими, как пестреющие всеми красками поля - людям, живущим средь них. Но кому ведомо, что видит в этих полосах и пятнах недремлющее око Предвечного, этого великого живописца, для которого земля - холст, снег занавес, скрывающий полотно, а кисть - солнце?
В продолжение всего этого времени отец Анельки никуда не выезжал из дому. Со Шмулем переслал он в город взятые в долг деньги, а сам чаще всего сидел у себя в кабинете, не расставаясь с сигарой: читал и курил или разговаривал со Шмулем и снова курил.
Иногда он выходил на крыльцо и, засунув руки в карманы, запрокинув голову, всматривался в горизонт, словно ожидая, что оттуда надвинутся ожидаемые события. Но события запаздывали, а пока на помещичьих полях торчала реденькая рожь да тут и там чернели полосы незасеянной земли. В такие минуты пана Яна молнией пронзала мысль, что в будущем у него уже нет опоры. И он возвращался к себе в кабинет и часами шагал из угла в угол, а половицы скрипели под ногами.
Кто знает, не впервые ли в жизни пан Ян был так задумчив и встревожен? Он переживал тяжелое время. Сегодня, завтра, самое позднее - через неделю должен был решиться вопрос о сервитутах. Несколько месяцев тому назад крестьяне как будто соглашались отказаться от своих прав на лес и взять взамен по три морга земли на каждый двор. Если они подпишут договор, он продаст лес, получит остальные десять тысяч и уладит самые неотложные дела. Но если мужики заартачатся, придется продать имение. А потом что?..
Этот возможный оборот дела, грозивший им полным разорением, угнетал помещика. Он пал духом, утратил обычную самоуверенность и даже охоту выезжать из дому. Ходили слухи, будто крестьяне передумали и намерены потребовать за лес больше трех моргов на каждый двор, а не то и вовсе сорвать переговоры. Это ужасало пана Яна.
