Давай никому не скажем
Поставленный на таймер музыкальный центр взорвался гитарным запилом группы The Prodigу. Подтянув одеяло, укрылся с головой, не желая отпускать ускользающий сон... Только не сейчас, пожалуйста...
— Ты придурок? Полседьмого утра вообще-то! — В комнату влетела разъяренная Карина и, не найдя пульт, просто выдернула розетку.
— И вот какого хрена? Иди отсюда! — проворчал из-под одеяла.
— Вообще-то моя комната через стенку. Если хочешь слушать свое дерьмо, живи на чердаке!
— Сынок, Карина права, это не музыка... это же мракобесие какое-то! — прощебетала мама, после чего раздался звук раздвигающихся штор.
Прогоняя сонную пелену, провел ладонью по лицу и с трудом сел на кровать. Голова нещадно гудела, ужасно хотелось пить. Не без усилия обернулся на окно, но вместо солнечного утра увидел лишь плотную занавесь тумана.
— Ты хоть знаешь, как переводится эта песня, о чем она? К чему призывает? Посмотрела я этот клип, это же ужас: асоциальное поведение, распитие крепких спиртных напитков, вандализм, насилие и даже женский стриптиз!
— Последнее особенно страшно, да, мам? — хрипло усмехнулся.
— А что за запах? — раздув ноздри, мама втянула носом воздух. — Как на спиртзаводе! И что на этот раз отмечали? Снова чей-то день рождения? Разве этому мы вас с папой учили? Вот Георгий в твоем возрасте вообще капли в рот не брал, учился...
— Ой, вот только не начинай! Я не Георгий! Да-да, я помню, что я позор семьи и все такое, но давайте поговорим об этом за завтраком? Можно мне спокойно проснуться?!
— Господи, а это еще что? — мама двумя пальцами извлекла с подоконника журнал с изображением обнаженной женской груди.
— Это не мое.
— Ага, конечно, — хохотнула сестра, довольная, что наконец-то я получил нагоняй.
— Я думала, что ты уже вышел из того возраста, когда отпираются, — с укоризной процедила мама, брезгливо бросив журнал обратно.
— Ну ок, это мой. Радуйся, что твой сын не голубой и интересуется буферами.
— Ян! Совсем от рук отбился! — мама покачала головой и засеменила из комнаты. — Завтракать спускайтесь, — захлопнула за собой дверь.
— Ну а ты чего стоишь? Чеши, — махнул рукой, выпроваживая Карину, и рухнул обратно на кровать.
— Комнату проветри — дышать нечем, один перегар, — довольная сестра наконец ушла, оставив меня в благоговейной тишине.
На самом деле журнал и правда был не мой — Горшок оставил. Мне эта макулатура была не особо интересна. Нет, мог полистать, посмотреть картинки, но не как Стас — улюлюкая и роняя слюни.
Неужели мама действительно думает, что будь он моим, я стал бы отпираться? Ну что за чушь!
Гнев матери абсолютно не пугал, да и не гнев это был вовсе, так, воспитательный словесный подзатыльник. Выволочки отца напрягали больше и грозили не просто испорченным настроением, но и похудевшим карманом. Ругаться с ним мне пока что было не на руку. Но он, как назло, постоянно нарывался на ссоры и требовал втрое больше, чем с других. Злился, наверное, не оправдал младшенький ожиданий. Бывает. Очень надеялся, что мать не расскажет ему о вчерашней пьянке, иначе снова всех собак спустит. Сидеть и слушать сейчас «а вот я в твои годы» было выше моих сил.
Мне нужен прохладный душ. И кофе.
Откинув одеяло, встал с кровати и, пошатываясь, пошел в ванну.
***
За завтраком собралась вся наша «дружная семейка». Отец пил крепкий кофе, уставившись в телевизор. Диктор первого канала слишком воодушевленно рассказывал, что приближающаяся зима обещает стать самой холодной за последние несколько десятков лет.
— Интересно, а правда, что в двухтысячном году будет конец света? — откусывая рогалик, спросила Карина.
— Для тебя — да. Наберешь под сотню килограмм, станешь толще Кубышкиной и растеряешь последние шансы завоевать Горшка, — улыбаясь, буркнул я и сразу же услышал плаксивое: «Ма-ам!»
— Ешь сиди и перестань сестру доводить! — мама явно была не в духе. Размешивая в банке очередную ядерную смесь, чтобы потом размазать ее по лицу, сдвинув брови, буравила меня недобрым взглядом. — У тебя сегодня репетитор, не забыл? Чтобы в пять часов был дома.
Черт. Английский.
Англичанка! Мы же вчера поспорили!
На меня словно ушат ледяной воды вылили. Аппетит, которого и так не было, пропал окончательно. Кувалды, дубасившие с самого утра по затылку и вискам, замолотили с двойной силой. Сколько мы вчера выпили? И, главное, что это была за шняга? Память словно обрубило, в голове мелькали лишь фрагменты вчерашнего вечера. Все смутно, размыто, будто взгляд из-под воды. Но спор я запомнил четко, как Горшок называл меня ссыклом, как зарубились, что я англичанку за месяц... Твою ма-ать!
— Это во сколько она придет? — оторвался от телевизора отец.
— А тебе-то что? — угрюмо бросила мама. — В шесть, но ты еще в администрации в это время.
— Так я просто спросил, ты чего завелась? — буркнул батя, жуя бутерброд с колбасой.
