Богова делянка - Луис Бромфилд
Хотя грандиозные воскресные сборища прекратились со смертью Марии, Уиллингдоны продолжали регулярно навещать Джеми, и среди всех своих дел мать Джонни выкраивала время, чтобы два раза в неделю съездить на Ферму — забрать белье старика в стирку и хорошенько прибрать у него в комнатах. Уверен, что и она очень страдала при виде того, как комнаты, в которых прошла половина ее жизни, зарастали пылью и грязью, оказавшись в распоряжении какой-нибудь распустехи из «белой голытьбы». И она видела, как земля, когда-то богатая и щедрая, скудела и переставала родить, потому что арендаторы не хотели принимать участия в расходах по удобрению ее и не возделывали поля так, как их следовало возделывать.
Но даже в восемьдесят лет старый Джеми все еще цеплялся за Ферму, хотя и понимал, что времена меняются, что жизнь американского фермера уже совсем не та, что прежде. Цены стояли низкие, а перевозки обходились дорого. Все стоило дорого, за исключением пшеницы и кукурузы, которые он выращивал. Владельцы мясных лавок богатели, а смысла разводить свиней и овец уже почти не было. Фабриканты шерстяных материй выходили в миллионеры, ему же от шерсти почти никакой прибыли не было. И все же Джеми цеплялся… — неустанно копошась в своих любимых фруктовых садах и в огромном сарае. Персиковый сад, свою гордость, он не включал в договоры, которые заключал с арендаторами, и всегда оставлял его за собой, сам собирал персики и заботливо и нежно ухаживал за деревьями. Кроме себя, он доверял сбор урожая только внукам, так что Джонни с братом вменено было в обязанность собирать фрукты, до которых дед сам не мог дотянуться.
Бывали критические моменты, когда он брался помогать своим арендаторам, не потому, что его об этом просили, но потому, что ему противна была их беспомощность и он не мог спокойно смотреть, как гибнет урожай оттого, что они не успели убрать его вовремя. Именно при таких обстоятельствах он и упал, что, в свою очередь, привело к тому, что ему пришлось поселиться с родителями Джонни. Надвигалась гроза, на лугу лежало свежескошенное душистое сено, которое только оставалось убрать на сеновал. Ему было за восемьдесят, но он отправился в поле спасать сено. Каждый раз, привозя новый воз, он забирался на высокий сеновал и тянул веревку лебедки, поднимая наверх огромные охапки сена. Каким-то образом он запутался ногами в этой веревке, и лошади, тронувшись, сдернули его вниз. Он упал с высоты двадцати пяти футов, ударившись о землю головой.
Мало кто выжил бы после такого падения. Его привезли в Город к дочери, и он пролежал много дней в беспамятстве, а когда ему сделалось немного лучше и он стал поговаривать о возвращении на Ферму, мать Джонни решила, что он должен остаться у них. Сперва старик даже слышать об этом не хотел. Он не мог представить себе Ферму без себя, но время шло, постепенно он начал передвигаться по дому на нетвердых ногах, и стало заметно, что говорит он о возвращении уже без прежней уверенности. Мне кажется, что впервые легкая, приятная жизнь показалась ему соблазнительной. Ему нравилось, что за ним ухаживают, обращаются с ним как с патриархом, готовят ему любимые блюда, что внуки жадно слушают его длинные рассказы. Долгое время он жил одиноко, ему даже по вечерам не с кем было перемолвиться словом, кроме как с жившими в его доме чужими людьми, которых в душе он глубоко презирал; а теперь он вновь очутился в доме, полном людей, где были дети и собаки, где его всегда могли навестить те немногие остававшиеся старики его поколения, которые еще раньше поддались соблазну пожить легкой «городской» жизнью. Но похоже, что в глубине своей пресвитерианской души он стыдился своей слабости и считал, что искушение это не иначе как от дьявола. Он никогда не признавался в том, что ему нравится этот новый образ жизни и что он решил поселиться в доме зятя навсегда. Всю жизнь ему хватало сил и энергии осуществить все, что бы он ни задумал, и теперь, всем нутром своим ощущая старость и усталость, он ни за что не хотел признать себя побежденным. Он постоянно поговаривал о возвращении на Ферму, но дня отъезда не назначал, и никто в доме не рискнул бы спросить его; все прекрасно понимали — заподозри он, что кто-то может считать его старым и уставшим, он немедленно уехал бы, просто из упрямства, чтобы всем доказать. Поэтому комедия продолжалась — продолжалась не один месяц и даже не один год. Но в конце концов его невероятная сила воли одержала верх, и он вернулся-таки, чтобы умереть, как всегда хотел, в темной комнате, в бывшем бревенчатом домишке, построенном самим Полковником.
Хотя он был стар и в глубине души разочарован, потому что столько желаний его не сбылось и столько битв было им проиграно, он до конца жизни сохранил способность искренне негодовать. Он был рожден для действия, а деятельные люди редко становятся озлобленными, потому что озлобление порождают лень, пассивность и хандра. И все же мало-помалу, по мере того как недели превращались в месяцы, а месяцы переходили в годы, становилось очевидно, что огонь, воодушевлявший его, понемногу меркнет. Все реже отправлялся он на прогулки по Городу, конечной целью которых всегда были оптовые магазины, товарные склады и конюшенные дворы — места, где обычно собираются фермеры, приехавшие в Город. Вначале он ходил туда изо дня в день
