Рецепт любви. Жизнь и страсть Додена Буффана - Марсель Руфф
Тем временем Додена, занятого мыслями о своей соседке, внезапно вернули в суровую реальность. За отдельным столиком, недалеко от него, сидели пять человек, трое мужчин и две женщины, которые громко разговаривали по-английски. Несомненно, это были знатные иностранцы, к которым директор проявлял особое уважение и которые, в свою очередь, хвалили его превосходную кухню. Чисто выбритые, подтянутые, ухоженные – директор принимал их не меньше чем за лордов или миллионеров из-за океана… Что вынесут сейчас этим аристократам, которые, вне всяких сомнений, привыкли устраивать в своих роскошных особняках невообразимые пиршества по крайней мере два раза в день? Какие неожиданные сюрпризы, какие изысканные и тщательно продуманные блюда были приготовлены для них? Появился метрдотель с огромным подносом. Он поставил на стол господ шесть блюд: бланкет из телятины, отварной картофель, шпинат, сосиски, кусочки копченого угря и заварной шоколадный крем. И своими собственными глазами Доден увидел, как англосаксы принялись ковырять острыми вилками или ловкими ложками в каждом блюде, укладывая кусочки вперемежку на свои тарелки и поглощая одновременно закуску, мясо, десерт и овощи… И этот жуткий винегрет они запивали большими стаканами воды со льдом. Дрожь пронзила его затылок и распространилась по всей спине тысячью болезненных покалываний. То, что на этой земле существовали люди, которые могли питаться вот так, да еще пить при этом воду, уже было удивительным фактом, если не сказать, безумием. И теперь это касалось его самого. За те четыре дня, что он был в пути, ему пришлось проявить ангельское терпение, чтобы смириться с абсолютно непримиримыми вещами. И с него было довольно. Тем не менее он не мог перестать думать о тех блюдах, которые подали этой компании иностранцев: если директор отеля считал это эталоном вкуса, то что же он увидит в своей тарелке? Более того, разве можно вообще допустить, чтобы в отеле с такими высокими гастрономическими требованиями постояльцы питались вот так?
Перед ним поставили глубокую тарелку с большими фрикадельками, которые были залиты огромным количеством липкого бесцветного соуса, отчего мясо казалось словно покрытым серовато-прозрачным лаком. С огромной осторожностью он решился попробовать… И тут же задохнулся от комка мясного фарша, перемешанного с маслом и коринкой[48], пропитанной каким-то густым сиропом, похожим на мадеру из дешевого кабака. Рот слипался словно от мастики или мокрой штукатурки, которая обжигала его перцем и тысячей тошнотворных привкусов. Он весь позеленел и уже собирался выплюнуть все это обратно на тарелку, но сдержался и проглотил благодаря своей героической порядочности. Чтобы хоть как-то прийти в себя, он сделал приличный глоток крепкого рейнского вина, которое, однако, ему не понравилось из-за его холодности и довольно плоского естественного аромата. Затем принесли «Ребратен», жаркое из несчастной оленины, не только полностью лишенной первозданного вкуса, составляющего прелесть этой дичи, но еще и пропитанной привкусом мочи, которую не удосужились отмыть при разделке мяса. Главный ужас заключался в том, что мясо даже не замариновали перед приготовлением, а просто залили соусом, в котором сметана и мука смешались с соком, выделяемым при запекании. Разложенный по кругу сморщенный чернослив только подчеркивал унылость блюда.
– Адель, – произнес он с неописуемой грустью, – я чувствую себя здесь не в своей тарелке. Я пойду в нашу комнату.
Боль, пронизывающая глаза и ноздри ее мужа, была настолько велика, что Адель не осмелилась противостоять ей. Решив дать ему время собраться с духом в одиночестве, она осталась за столом, бедная толстушка, оглушенная звуками пережевывания, звонкого смеха и безудержных глаголов…
Додена-Буффана она нашла развалившимся в кресле. Он вытирал время от времени потный лоб. Глаза его были прикованы к адскому видению предстоящих трапез. Он бросил на нее умирающий взгляд, отражающий всю боль человечества, и нежно взял за руку жестом человека, который много страдал и теперь оплакивает прожитые невзгоды:
– Как прав был Монтень, когда говорил в своем «Путевом дневнике», что эти немцы «надраивают до блеска посуду гораздо лучше, чем в наших французских гостиницах», но, Боже, творец всех красавиц и красот, что же они кладут в свои блюда!
Отныне Доден не обедал в отеле «Белье-Нуар». Он отправился на поиски хоть какой-нибудь «христианской» еды, обходя один за другим отели, трактиры и рестораны Баден-Бадена и его окрестностей. Первый шок прошел, и он решил с суровым достоинством выдерживать удар. Он пробовал, он всегда пробовал, он неутомимо пробовал каждое тевтонское рагу, которое ему подавали, и снова и снова убеждался в том, насколько тяжелой и однообразной была местная кухня, насколько не хватало утонченности вкусу прусских подданных и их союзников. Он судил с высоты своего величия, и резкие аргументированные сентенции слетали с его презрительных уст. Находясь рядом с ним как придворный советник, Адель поддерживала его, нередко выражаясь тем хлестким и образным языком, от которого она не отказывалась даже дома, проходя из кабинета в столовую, и который Доден-Буффан, казалось, не слышал. Пытаясь прожевать кусок резинового и безвкусного «Gänsebraten»[49], плавающего в вечном сливочно-соленом соусе с дополнением претензионных выдумок, он бормотал про себя, противопоставляя в сжатой формуле две стороны местной души:
– Боже мой, чем только бедолаге Вертеру[50] приходилось питаться.
Тем не менее, движимый своим инстинктом, поддерживаемый непоколебимой настойчивостью и, что скрывать, ведомый совершенной случайностью, Доден после терпеливых поисков тут и там все же открыл для себя несколько местных деликатесов, достаточно приятных, чтобы помочь ему выжить. Сразу за банным комплексом, в трактире «Лошадиная подкова», построенном в средневековом стиле с декором из папье-маше, подавали фруктовое эльзасское вино, немного грубоватое, но не лишенное оригинальности и характера. В самом конце набережной, при въезде в город, в пивоварне «У великого герцога» была превосходная копченая гусиная грудка. Кондитерская по соседству предлагала широкий выбор круглых пончиков с джемом, в маленьком третьесортном отеле в Шварцвальде всегда можно было поживиться восхитительной свининой с хреном и аппетитной «Лебервурст»[51].
За неимением лучшего Доден решил воспользоваться этими благами. Местный врач назначил лечение обоим супругам. Адель, все еще не оправившаяся от недавнего криза, следовала предписаниям довольно скрупулезно. Что же до мэтра, то после двух дней добросовестных мучений он нашел гениальный компромисс между своим разумом и своими инстинктами, который приятно сочетал требования, касающиеся его здоровья, с требованиями его желудка.
Уже в девять утра он спускался к источнику, через силу, морщась и задерживая дыхание, делал большой глоток воды. Сквозь стекло было видно, как его глаза расширялись от ужаса, вызванного этим напитком, и как он тут же
