Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного
Выпьем чашу, как пили когда-то,
Мы за правду, которой живем.
Тост поднимем за мир во всем мире,
Пожелаем счастливых всем дней.
Я хочу, чтоб сейчас были шире
Наших близких ряды и тесней…
— Общественное
В субботу начала действовать школьная радиогазета. Я выступила первой. Кто бы знал как я волновалась перед выступлением! Словно какие-то клещи сдавили мне горло и не давали говорить. Я рассказала обо всем: о хороших учениках и о плохих; о дисциплинированных и о нарушителях порядка; о тех, кто добросовестно выполняет общественные поручения и о тех, кто смотрит на общественную работу как на нечто необязательное, обременительное. Цитирую:
"Вот например Валентина Середина из 8"б". Она очень старается хорошо учиться. Но, заботясь о себе, не уделяет внимания другим. Одноклассники выбрали ее организатором культурных мероприятий. Однако она не организует никаких интересных дел. И уже позабыла, что ей дали какое-то поручение. Весело улыбаясь, заявляет подружкам: "У меня никаких нагрузок. Я свободный человек! И так этому рада"! Зададим вопрос: "Может ли так рассуждать ученик, любящий свою школу?" Конечно, нет. Подобные мысли приходят в голову лишь тем, кто совершенно равнодушен к своим товарищам. Этих учащихся вполне устраивает то, что их самих уважают за хорошие оценки…"
Когда я вышла из радиорубки, меня со всех сторон обступили восьмиклассницы, загалдели:
— Юля!
— Юля!
— Эх, Юля!
— Ох, Юля! Мы твой голос не узнали. Может быть, это не ты выступала?
— Как это не я?
— А я думала не ты, — вплотную подошла ко мне Середина.
— Нет, это я тебя критиковала. А как ты себя в тот момент чувствовала? — Вместо Вали на мой вопрос ответили другие девочки:
— Она все покраснела и отвернулась к стене.
— Стыдно было?
— Стыдно.
— Подействовало?
— Еще как! Правильно ты поступила, сказав обо мне правду. — Валюша поникла своей милой головкой. Ее раскосые карие глаза опустились. Только светлые волнистые волосы по-разбойничьи торчали в разные стороны.
— Личное
"Юность, безгранично прекрасная юность, когда страсть еще непонятна, лишь смутно чувствуется в частом биении сердца, когда рука испуганно вздрагивает и убегает в сторону, случайно прикоснувшись к груди подруги, и когда дружба юности бережет от последнего шага. Что может быть роднее рук любимой, обхвативших шею и — поцелуй, жгучий, как удар тока".
Николай Островский
Выписала из книги эти строки и так захотелось помчаться к Алешке. Такое теплое, нежное чувство переполнило грудь. Но пока не поеду к нему. Не стану мешать ему готовиться к урокам. А может быть, он сам сегодня придет ко мне?
28/XI
Почему вдруг испортилось настроение? Потому, наверное, что давно не были с Алексеем наедине. Хотелось бы знать, как он себя чувствует в подобных случаях. Он сильнее меня. Ему, должно быть, легче. Да… А что стану я делать, когда придется надолго разлучиться? Когда уеду. Скучать, тосковать. А уехать все-таки придется. Скорее бы!
- * * *
Иван получил за диктант "двойку". Как бы не пал духом. И виновата в этом Таня Воробьева, которую он безответно любит и, сдается мне, никогда не разлюбит. И раскаивается, конечно, что "заварил кашу". Расхлебывать ее в одиночку так тяжело! Нина Чернова тоже безразлична к Иванушке. Мне кажется, она вообще не способна любить по-настоящему. К Новикову есть у нее привязанность. Но привязаться, привыкнуть она, по-моему, может хоть к кому, к любому, кто ее пожалеет и приласкает, как бездомную собачонку. Я ее то жалею, то ненавижу, то просто презираю. Ваня! Неужели ты влюбишься в такую слабую девушку? Нет! Этого не должно быть! скорее кончай волокиту! Недавно виделись с Ванькой и я у него спросила:
— Как ты относишься к Нине. — А он ответил, что не было бы ничего, никаких действий с его стороны, если бы на праздничном вечере он случайно не услышал слов, сказанных мне Тамарой Киселевой. Она вот что мне "выдала", придя к выводу, что я просто помешалась на Крылатове:
— Дожила ты, Юлька! Тебя уже с Ниной Черновой ровнять стали.
Ее ехидное замечание я пропустила мимо ушей. Никто не просил Томку лезть в наши с Лешкой отношения. Не настолько мы с нею близкие подруги, чтобы она совала свой нос в мои личные дела и высказывала мне свои "пожелания" при народе. В общем, меня уколоть ей не удалось. А вот Иванушку ее реплика задела. Будучи очень добрым, душевным человеком, он оскорбился за Нину. Посочувствовав девушке, начал на том же вечере ухаживать за ней. Может быть, уже и раскаялся в этом? Или намерен и дальше оказывать ей знаки внимания? Вопросов к Ваньке накопилось у меня достаточно. И ему придется на них ответить, хочет он этого или нет. Я привыкла со всеми, с кем дружу, откровенничать. И требую, чтобы каждый, кого посвящаю я в свои личные дела, в свои мысли, от меня тоже ничего не скрывал. Не считаю также нужным, беседуя с близким человеком, подбираться к его секретам окольными путями. Вопросы задаю прямо в лоб. Поначалу Ваньке не нравилось, что я слишком много хочу о нем знать. Потом он понял, что интересуюсь я его делами не из пустого любопытства, а из желания помогать ему в "личном" так же, как он помогал мне, и перестал передо мной скрытничать… Иван думает, что они с Таней порвали навсегда. А мне кажется: сколько бы она ни задирала нос перед ним, ей от него никуда не деться. События последних дней доказали, что из нас двоих права я.
В воскресенье, вернувшись от Тони Мудрецовой, узнаю: был Иван. Вообразив, что приходил он не один, а вместе с Лешкой, я страшно разволновалась. Поев за 5 минут, выскочила из квартиры. В подъезде темно: лампочка перегорела. Стараясь не оступиться, медленно спускаюсь вниз. Вдруг слышу: кто-то напевает, поднимаясь вверх. Прислушиваюсь и узнаю два знакомых голоса. Тани Воробьевой и Любы Уныловой. Проскользнуть мимо, не окликнув, совесть мне не позволила. Спрашиваю:
— Девчата! Это вы?
— Как слышишь, — шутят они.
— Ко мне?
— А к кому же еще?
— Ну что же, пойдемте, — смирилась я с необходимостью вернуться.
Зашли в квартиру. Они снимают пальто, шапочки, а я стою без движения, как истукан, и ругаюсь про себя: как же мне не повезло! Позарез надо к Ваньке, а тут они. Явились без предупреждения. Все бросай и их развлекай. А там, наверно, Лешка меня ждет, а он долго ждать не станет… В общем, надумала я отделаться от незапланированных посетительниц. Но только мирным путем. Какой интерес поругаться с кем-то, а после этого идти куда-то в гости? Начала я с того, что призналась:
— Девушки-красавицы, я ведь к Новикову собралась.
— Тогда ступай, а мы домой… — Они так быстро согласились отпустить меня, что я, обрадовавшись и не думая о последствиях, принялась извиняться перед ними за то, что не могу уделить им внимания:
— Честное слово, девчонки, я очень тороплюсь. Не обижайтесь, ради Бога.
Расшаркиваться перед людьми, которые являются к тебе домой, не договорившись с тобой об этом заранее, не стоит, наверное. Поймав меня на этой ошибке и почувствовав себя хозяевами положения, показали мне Воробьева и Унылова, на что они способны. Стали придираться ко мне, называть негостеприимной.
— Да, конечно, — заныли они дуэтом, — какие мы гости, вот если бы кто иной…
Я, разумеется, попыталась доказать нежданным визитерам, что сердятся на меня они зря, что не они, а я в данный момент нуждаюсь в дружеском сочувствии:
— "Если бы кто иной"… Если бы кто-то другой, малознакомый человек явился сейчас ко мне по какому-либо делу, я, естественно, задержалась бы, выслушала его. Но вас я могу выслушать завтра, в школе. Ведь не горит же! А сейчас я должна уйти. А вы должны это понять. Свои же люди!
Но чем больше я старалась с нахалками, напиравшими на меня, договориться по-хорошему, тем сильнее они злились. Особенно Таня. Лицо ее покрылось краской, блестящие глаза лихорадочно забегали.
— Свои люди! Свои люди! Лицемерить нечего! Своих не выгоняют.
Казалось, она готова вцепиться мне в волосы. Предотвратить назревающий скандал была только одна возможность, и я воспользовалась ею:
— Девочки, хватит базарить! Пошли со мной!
Девицы переглянулись, недоверчиво уставились на меня, как будто я бог весть что им предложила, и вмиг успокоились. И мне стало ясно: только этого и ждали они, чтобы я позвала их с собой. И бесились лишь потому, что я сразу не догадалась так поступить.
Мне Лешку у Ваньки надо было во что бы то ни стало поймать. Тане самого Ивана… Нина Чернова, поощряя ухаживания Новикова, заставила Таню Воробьеву вспомнить об отвергнутом ею парне. Любой ценой решила она его вернуть, чтобы другой не достался… Но ей не хотелось, чтобы кто-то понял, что у нее на уме. По этой причине, получив предложение сходить к Ванюшке, она начала жеманиться, отказываться, притворяясь скромной, воспитанной, культурной девочкой:
