Сказание о Доме Вольфингов - Уильям Моррис
Тут побежал по всему чертогу и женской половине ропот: «Холсан будет говорить, ждите новых вестей». И весь народ, как стадо к кормушке, устремился к помосту; свободные рядом с трэлами. Холсан заговорила, едва все успели собраться, и таковы были ее речи:
Длятся дни мира и длятся, мужи рождаются жить
Во множестве, и множеству дел им надлежит служить.
В переплетенье событий, чей скорбен иль радостен ход,
Память о каждом да будет длиться из рода в род.
Вот в мир вступает воитель, вот он и оставил свет,
Но кому отделить кривду от правды прожитых им лет?
Боги его истязали, разил отчаянный враг,
Смерть своей девы он видел, погас и его очаг.
Но сердце рождало радость и училось ее ценить,
Только ни счастья, ни горя в могилу не прихватить.
Он жил, и своею жизнью сам отсчитал итог
Ради детей и потомков, и да простит его Бог.
Так этот мир устроен, и солнце нового дня
Видит род на месте пустыни, не знавшей живого огня.
И роду сему во славе цвести и плодоносить,
Чтоб родились мужи и девы, которым назначено жить.
Красою своей обилен Готский народ, и все ж
Деяния летней славы куют себе зимний нож.
Корни лета уходят в могилу, но, зелен и част,
Весенний росток пробивает еще ледяной наст.
Так и каждый род преступает сей незримый порог;
Вчера неизвестный, ныне строит он свой чертог.
И каждому роду должно встретить свою ночь,
Когда ни один не скажет, уйдет ли она прочь.
Вот и теперь Дом Вольфингов меж мраком и ночью стоит,
Узок путь, и по пропасти с каждого бока лежит.
Слева от нас – дни забытые, справа – дни, которым быть,
И племя, которому Вольфингов суждено на земле сменить.
Тени вокруг сгущаются, но вечер ли стал на порог,
Или гроза полдневная, и цел будет наш чертог?
Незыблем стоит он покуда и ветра выносит напор,
И не склонит главы своей под молний острый топор.
Слышу битвенный грохот, вижу натиск врагов,
Вступивших на место Схода, не знающее годов.
Вижу груды убитых, и торжествует чужак,
Готы пред ним уходят, земля алеет как мак.
Пал в этой битве старый, мечом сражен молодец,
Но это всего лишь начало, это еще не конец.
Дальше я вижу Князя, в руке его Ратный Плуг.
Без шлема и без кольчуги пашет он бранный луг,
И встает с ним раненый рядом, оставляют живые лес,
Но это лишь только начало последующих чудес.
И вот из сумятицы боя пораженье победой встает,
Крик раздается победный, рог, ликуя, поет.
Родовичи окружают взятый с боя полон,
Оставляют ворону долю, а герой в земле погребен.
Есть средь них лица знакомые, помнит их наш чертог,
Но погибель Дому Вольфингов Рок еще не изрек.
И солнце восстанет завтра, озарит наш холодный кров,
А искавшие нашей смерти сойдут в земляной ров.
Холсан умолкла, однако же лицо ее, не переменившееся во время пения, не изменилось и теперь; посему все хранили молчание, уже радуясь новой победе, ведь Холсан еще не закончила свою повесть. По прошествии не столь уж короткого времени, она заговорила снова:
Я не знаю, что приключилось, и где витает мой дух,
Ибо в смятении сердце, свет пред очами потух.
Но то, что я вижу было – в какой-то далекий день.
Вот стоит полководец Римлян, и стена его прячет тень,
А рядом с ним Гот по крови, и как будто бы друг и друг
Говорят, но не слышу ни слова, что молвят уста этих двух.
Но вот туман набегает, их прячет в моих очах,
И уносит меня к Крову Вольфингов, да сияет его очаг.
Голос Холсан почти совсем умолк на последних словах, и она осела на стул. Стиснутые пальцы разжались, веки прикрыли светлые глаза, и грудь более не вздымалась теперь, когда было сказано слово и она наконец уснула.
Смущенные и несколько приунывшие от последних слов Холсан родовичи не стали ни расспрашивать, ни будить ее – чтобы не огорчить, а посему отправились по постелям, где и провели остаток ночи.
Глава XIV
Холсан проявляет осторожность в отношении лесных троп
Рано утром люди поднялись; женщины и парни, не выходившие в ночное, приготовились идти на поля и луга, потому что последние дни выдались солнечными; пшеница давно отцвела, и надо было готовиться к жатве. Позавтракав, они взяли полевые орудия, однако сердца их отягощали последние слова Холсан. Сомнения еще не оставили Вольфингов, и не было среди них человека, настолько веселого, как подобало бы в такое утро.
Сама же Холсан поднялась на ноги среди первых, и казалась не приунывшей – напротив, куда более радостной, чем было в обычае у нее – и привечала каждого, – и старого, и молодого.
Однако когда все собрались уходить, обратившись к народу, она сказала:
– Задержитесь немного и подойдите к помосту, чтобы выслушать меня.
Все собрались возле нее, и, став на свое привычное место, она начала:
– Женщины и старцы рода Вольфингов, слыхали вы вчера вечером новости от меня?
– Да, – отозвались все.
– И победными ли были эти новости?
– Да, – повторили Вольфинги дружно.
– И хорошо это, – сказала Холсан, – не сомневайтесь. Но внемлите: не мудра я в войне, как наш Тиодольф, Оттер из рода Лаксингов или Хериульф Древний – хотя уступает он им обоим в премудрости. Тем не менее правильно будет, если вы назовете меня своей главой, пока в доме нашем нет воинов.
– Да-да, – согласились они, –
