Мари-Од Мюрай - Умник
— Ну и пожалуйста! Все равно же я еду в Париж.
Он пошел дальше и вскоре добрался до вокзала.
— Нужен билет, — сказал он.
— А ты возьми да перепрыгни, — посоветовал месье Крокроль. — Тут совсем невысоко. Раз — и готово!
Умник так и сделал: перескочил через турникет и сел в первый попавшийся поезд, который довез его до станции Шатле.
— Приехали! — храбро сказал он.
Но, очутившись среди ночи в центре огромного города, он испугался и почувствовал себя совсем маленьким.
— Месье Мучбинген едет в Париж, — подбодрил он себя.
Неподалеку стояла компания подвыпивших парней.
Они громко разговаривали, коверкая чуть не каждое слово.
Умник подошел к ним и старательно произнес:
— Здравствуйте, извините, как дела. Скажи, пожалуйста, где тут Париж?
Ватага загоготала.
— Это еще что за псих? Ты что, мамочку потерял?
— А лишних евро у тебя случайно не найдется?
— Евро — это деньги? — спросил Умник.
— Вот придурок-то! — захохотали парни.
— Видал дебила?
— Стоит и лыбится, тупой!
Улыбка сползла с лица Умника. Он хотел пойти своей дорогой, но один из парней схватил его за шиворот:
— А точно у тебя десяточки нету? Ну-ка поищи в карманах.
Умнику кровь бросилась в голову.
— У меня есть ножик! Я вам задам!
Другой парень в самом деле вытащил нож.
— Оставь. Я сам с ним разберусь, — сказал тот, что держал Умника.
— У меня левольвер! — крикнул Умник и вытащил свое оружие.
— Ах, падла, у него пушка!
Обидчик ослабил хватку, Умник воспользовался этим, вырвался и побежал. Он мчался, не разбирая дороги, по незнакомым улицам и переулкам и стонал на ходу: «Клебер… Клебер…», пока не остановился на площади Республики.
Осмотрелся вокруг и растерянно прошептал:
— Это не Париж.
Умник снова побрел куда глаза глядят. А что еще он мог поделать? Злость и отчаяние в его душе сменились ледяной пустотой. Он шел и шел, сворачивая то направо, то налево; потом, сам того не заметив, развернулся и пошел в обратном направлении, но уже по другим улицам. Живот у него подводило от голода. Он жадно смотрел на витрины продовольственных магазинов, глотал слюну, проходя мимо закусочных с сэндвичами и хот-догами. Наконец остановился перед ресторанчиком, куда зазывал большой картонный бегемот. Умника встретила молоденькая официантка в белой блузке и черной юбке. Ее звали Женни, она проходила здесь стажировку и еще робела перед посетителями.
— Вы один? — спросила она Умника.
— Нет, со мной месье Крокроль.
— Значит, двое? Пойдемте со мной, — Женни добросовестно повторяла то, чему ее учили в лицее гостиничного и ресторанного бизнеса.
— А куда мы идем?
— Зал для курящих — для некурящих?
Умник струхнул и на всякий случай ответил:
— Это не я, это месье Крокроль.
— Он не курит? — уточнила Женни.
— Его тошнит.
Такой ответ не был предусмотрен в инструкции, но сбитая с толку Женни все-таки усадила посетителя в зоне для некурящих.
— Закажете что-нибудь или будете ждать вашего друга?
— Заказывает Клебер.
— Так значит, вас будет трое?
— Двенадцать.
Женни поняла, что для такого сложного случая ее знаний явно недостаточно.
— Простите, я сейчас вернусь, — сказала она и отошла.
Умник вытащил месье Крокроля, повязал ему салфетку и усадил перед чистой тарелкой. Потом встал и взял ломтик хлеба с ближайшего столика.
— Что за хамство! — возмутился сидевший за столиком посетитель.
— У тебя еще полно! — возразил Умник и кивнул на хлебницу.
Только он успел надкусить хрустящую корочку, как к нему подошел метрдотель.
— Месье Крокроль хочет есть, — сказал ему Умник и показал на кролика с салфеткой на шее.
— Да-да… Извините, но я вынужден попросить вас выйти отсюда.
— В курящий зал?
— Нет, совсем.
— Но я еще не поел.
— Выходите немедленно! — повторил метрдотель.
В голосе его зазвучала угроза. Люди за соседними столиками смотрели на них.
— Сумасшедших надо держать под замком. А они вон по ресторанам разгуливают! — проворчал ближайший сосед.
Умник схватил месье Крокроля и поскорее выбежал из зала. Все стало ясно как день этой темной ночью: вовсе не кролики людям не по душе. Им не нравится он сам.
В понедельник утром на улице Кардинала Лемуана никто и не вспомнил об Умнике. За завтраком Эмманюэль сказал Энцо и Корантену, что немедленно съезжает.
— Вы уезжаете от нас? — спросил Корантен, удивляясь, почему сестра его не предупредила.
— Уезжаю из этой квартиры, — уточнил Эмманюэль. — Пока поживу у родителей. Вам-то какая разница! А потом найду студию. И Арья, думаю, переедет ко мне.
Он сверлил взглядом Энцо, но тот и бровью не повел. Однако, едва встав из-за стола, помчался к месье Видибогу.
— Жорж!
— Она сказала «да»?
— Нет. Пока еще нет.
Для старого соседа похождения Энцо с некоторых пор стали любимым сериалом. Узнав, что Эмманюэль сматывает удочки, он издал победный клич.
— Но это еще ничего не значит, — сказал Энцо. — Он же будет давить на Арью.
— Ну, и вы давите.
— Как?
Жорж задумался. Все старые методы, вроде фотографии соперницы на видном месте или посулов покончить с собой, теперь казались ему недостойными его юного друга.
— А роман вы закончили, Энцо?
— Не совсем.
— Так заканчивайте скорее и дайте его почитать своей Арье. Только непременно нужен, как говорят в Америке, хэппи-энд. Лоренцо делает Эмме предложение, и она отвечает согласием.
Энцо сморщился:
— Какой-то сладкий сиропчик!
— Послушайте меня, юноша. Я не читаю журнал «Мари Клер», но скажу вам точно: в любви немного сладкого сиропчика не помешает.
Энцо вернулся довольный. Конец романа вырисовывался вполне ясно. Он сел за стол и не отрываясь писал целый час. Кроме него, в квартире никого не было. Вдруг зазвонил телефон.
— Добрый день, говорит мадам Барду из службы соцзащиты. Я бы хотела поговорить с Клебером.
— Он в лицее. Что вам опять от него нужно?
— Я должна сообщить ему… Его брат пропал.
Клебер не находил себе места. В Маликруа хватились Умника только утром. В его постели спала старушка, которую напрасно искали всю ночь. А сбежал, как оказалось, Умник.
— Он не мог далеко уйти, — сказал Энцо. — Он без денег. И совсем не ориентируется в городе.
Клебер слушал с округлившимися от ужаса глазами.
— Это ужасно… — шептал он. — Он же как ребенок… Трехлетний ребенок, Энцо!
— Успокойся. Найдется он. Вашего отца уже предупредили. Умника объявят в розыск. Наверняка кто-нибудь его опознает. Твой брат — человек заметный.
Мадам Барду обещала позвонить, как только что-то прояснится. Но за весь день был только один звонок — от месье Малюри. Он обещал подать в суд на Маликруа, если с его сыном стрясется беда.
Арья, Энцо и Корантен караулили у телефона вместе с Клебером. Но просто сидеть и ждать не было сил.
— Пойди пройдись, — сказал Клеберу Корантен. — Если что, мы тебе позвоним на мобильный.
Клебер побежал в лицей, чтобы рассказать обо всем Захре, и наткнулся на Беатрис:
— Наконец-то! Куда это ты помчался, как безумный кролик, на большой перемене?
При слове «кролик» у Клебера слезы навернулись на глаза.
— Что-то случилось?
— Да… С братом…
— Опять! Что же он тебе жить спокойно не дает!
Клебер увидел Захру и бросился к ней, не дослушав Беатрис:
— Захра!
Они вместе вышли со двора, и Клебер выложил ей все начистоту. Его мучила совесть — он не должен был допустить, чтобы Умник опять попал в Маликруа. И никогда себе не простит, если с ним что-то случится.
— Ты в Бога веришь?
— Когда как.
— Попроси, чтобы он вернул тебе брата.
— Не думаю, чтобы Бог вмешивался в нашу жизнь. Что я, ребенок, что ли!
— А ты все-таки попроси, чтобы вернул…
— Боже, верни мне Умника, — послушно сказал Клебер и улыбнулся сквозь слезы: — Мне, чертову дурню!
Энцо с Корантеном по-прежнему сидели у телефона.
— Странная штука жизнь, — рассуждал Корантен. — Каких-нибудь две недели назад Умник мне действовал на нервы. А теперь стал все равно что брат. Хреново будет, если его не найдут!
— Спасибо, утешил, — буркнул Энцо.
Хлопнула входная дверь. Клебер вернулся, решили они, но по коридору прошел, не заглянув в гостиную, Эмманюэль.
— Пришел забрать вещички, — сказал Корантен.
Прошло полчаса, а Эмманюэль все не выходил из комнаты, где была Арья. «Идет давёж», — подумал Энцо. Вернулся Клебер, но Энцо говорил с ним рассеянно, все время напряженно прислушиваясь, не донесутся ли из комнаты Арьи громкие голоса. Как при ссоре. «Пошел вон, пошел вон», — твердил про себя Энцо, желая прогнать Эмманюэля силой мысли. Клебер бросился на кровать и тоже про себя повторял, как заклинание: «Вернись, вернись…»