Фавор, или бабушкин внук - Петр Немировский
Но однажды, во время одного такого концерта, баба Лиза вдруг обратила к нему свое лицо и как-то странно посмотрела ему в глаза. С таким выражением, что Натана пробрала дрожь. Почувствовал, что не игра «изюминки», а божественные звуки Шопена коснулись ее души, встревожили в ней что-то тайное, быть может, вернули в прошлое или приоткрыли что-то в будущем. Наверное, целую вечность она смотрела на Натана, даже не вытирая слез со своих напудренных щек. Этот день не забыть.
Концерт, однако, закончился, звуки стихли, слезы на щеках бабы Лизы высохли. Жизнь побежала дальше своим чередом.
Можно попытаться объяснить и с точки зрения психологии, почему в сердце Елизаветы Марковны было так мало места для внука: он ей напоминал ее первого мужа, и не только внешне.
Дед Натан тоже был из категории «ищущих». Выучился на архитектора, но почему-то всерьез увлекся театром, даже поставил какую-то пьесу. Театр, однако, закрылся двадцать второго июня сорок первого года. Через два дня в Вильнюсе начались расстрелы евреев, еще стихийные, а уже через неделю в Понары поехали набитые евреями грузовики, охраняемые автоматчиками...
Елизавета Марковна успела уехать с четырехлетней дочкой (будущей мамой Натана) за день до оккупации Вильнюса, а ее муж остался. Хоть и мог уехать вместе с ней. По ее словам, он собирался организовать подполье и воевать. Романтик!
Упоминая своего первого мужа, Елизавета Марковна всегда печально и, как казалось Натану, с некоторым укором качала головой. Порой называла его «несерьезным, непутевым человеком». Мол, кому была нужна его смерть? А согласись он уехать с нею — может, уцелел бы...
Интересно, что еще с детства, ничего не зная ни об иудаизме, ни о Каббале, утверждающей, что возвращаются и вселяются в новые тела души тех, кто по какой-либо причине не смог исполнить свою миссию на земле, Натан всегда чувствовал в себе присутствие чьей-то иной, очень родной, но все же не его собственной души. С годами, правда, это чувство стало притупляться...
Так вот, возвращаясь к психоанализу: Натан-внук напоминал Елизавете Марковне ее «непутевого» первого мужа, которого она, несмотря на свои последующие два брака, продолжала любить. Два ее других мужа были людьми «путевыми», положительными: один — замначальника таксопарка, второй — директор ателье по пошиву одежды. Оба умерли относительно рано, от болезней. И бабе Лизе, словно преследуемой злым роком, пришлось трижды овдоветь. За несколько лет до эмиграции в Израиль она познакомилась и съехалась с отставным полковником артиллерии, ветераном войны, весь китель в орденах. Но дети полковника уехали в Америку и утащили папу с собой, несмотря на все его мольбы оставить его с «Лизочкой».
Она никогда не снимала золотого перстенька с маленьким рубином с безымянного пальца левой руки. Как вдова. При всей своей любви к ювелирным украшениям, будучи в новых браках, никогда больше не носила обручального кольца. И взятую себе фамилию деда Натана тоже не меняла. И свадебную их фотографию всегда держала в рамочке на видном месте. И никаких других фотографий с «путевыми мужьями» внук никогда у нее не видел.
Внук Натан в глазах Елизаветы Марковны тоже был несерьезным и непутевым. На такого, она считала, нельзя положиться. Такие либо бессмысленно погибают, либо попадают в тюрьму.
Она извечно подозревала Натана в намерениях совершить что-то неблаговидное. Как будто отодвигала шторку его души и заглядывала внутрь: «Ну-ка, ну-ка, сейчас посмотрим, что там за чертовщинка». Отдадим ей должное: она всегда безошибочно угадывала, когда внук симулировал болезни, чтобы пропустить школу, когда (как бы сказать помягче) заглядывал в родительские кошельки и находил там «лишнюю» мелочь, в каких «нычках» прятал сигареты. Все это его чертовски раздражало. Такая слежка! Такая подозрительность!
Когда в девяносто первом крохотная Литва вырывалась из Советской империи и по старой брусчатке Вильнюса пошли танки, а Вильнюсский ОМОН и снайперы на крышах по приказу из Москвы открыли огонь по мирным жителям, баба Лиза примчалась в дом и стала требовать, чтобы родители немедленно заперли все двери и окна. «Он же пойдет к телебашне и там погибнет! У него есть оружие, он где-то прячет оружие!» — кричала она, как всегда, верно угадав планы Натана, тогда второкурсника университета. Насчет оружия, правда, ошиблась, где он мог его взять? Но к телебашне пошел...
А может, причина их взаимной нелюбви заключалась в том, что они с бабой Лизой были как бы представителями разных миров? Натан — друг свободных муз, а Елизавета Марковна — бухгалтер — слуга холодных цифр. Сытый голодного, как говорится…
В любом случае, в своем сердце Натан всю жизнь носил обиду на бабу Лизу. И в том, что бабушка осталась одна в Израиле, в доме престарелых, за собой никакой вины не чувствовал. Она ведь столько отдала не ему, а внучке: помимо любви — и квартиру свою, когда Светка вышла замуж, и деньги ей всегда подбрасывала, и помогала поднимать на ноги детей. И рояль.
***
Бабу Лизу он, конечно, проведает. Но важнее — разузнать про возможность для них с Аней иметь ребенка. Ведь все не так просто: нужно будет получить израильское гражданство, оформить медстраховку, найти больницу, где такое делают — детей в пробирках. А как быть с жильем? С работой? С языком? Неужели снова куда-то ехать, все начинать заново?
Вот так: одному Бог дает детей, другому нет. У Светки уже третий родился, причем незапланированный. В каждой стране — по ребенку: первый — в Литве, второй — в Израиле, третий — в Канаде. Аня же на что только не согласна, чтобы стать матерью. А не дает Бог.
Не так давно они были на приеме у очередного акушера-гинеколога, известного в Нью-Йорке специалиста в этой области. Даже не выслушав их до конца, врач-светило придвинул к себе лист бумаги и калькулятор. И погнал стучать по кнопкам, говоря, за какую процедуру даст скидку и на сколько процентов, а за какую — скидку не даст. И все записывал цифры столбиком, складывал, вычислял проценты. А столбик рос, рос, становясь колонной, и линзы очков знаменитого врача поблескивали.
В конце приема вручил им лист с окончательной суммой, от которой у обоих потемнело в глазах. Просил не задерживать с ответом, потому что у него — очередь, все расписано на полгода вперед.
На улице Аня расплакалась. А Натан, рассердившись, вернулся в кабинет того врача-бухгалтера и разорвал бумагу с калькуляцией
