Фавор, или бабушкин внук - Петр Немировский

ФАВОР,

или

БАБУШКИН ВНУК

Петр Немировский

Повесть

Глава 1

Нью-Йоркский аэропорт «Кеннеди». Знаменитый JFK. Суета, чемоданы и сумки на колесиках, объявления о вылете и посадке. Кому возвращаться домой, кому — дом покидать. Кому встречать, кому — расставаться. Одним — слезы радости, другим — печали. Неискоренимое, пока существует род человеческий, стремление к перемене мест, к странствиям. А вдруг счастье там, за океаном? За горной грядой? За облаками?..

Все одеты по-весеннему — апрель на дворе.

Участок израильской авиакомпании «Эль-Аль» огорожен синей лентой. Меры предосторожности. У входа — двое молодых мужчин из службы безопасности авиаперелетов проверяют документы. Взяв у Натана его американский паспорт и билет, смерив его взглядом, начали задавать вопросы:

— Зачем и к кому вы едете? Вы бывали в Израиле раньше? Почему у вас открытый билет?

По мере нарастания вопросов Натан догадался, что сейчас так легко не отделается. Отвечал с предельной ясностью:

— В Израиле жили мои родители и сестра. Пять лет назад они уехали в Канаду. В Израиле, в доме престарелых, осталась моя бабушка. Недавно она перенесла операцию. Вы понимаете, да? Почему у меня открытый билет? Потому что не знаю точно, сколько там пробуду: может, неделю, может, месяц.

— Вы — не американец, не так ли?

— Да, я родом из Литвы. Еврей, но мой родной язык — русский. Еще говорю по-литовски и, как вы успели заметить, по-английски.

— О’кей, о’кей. Кем вы работаете?

— Я не работаю. Вернее... Я — писатель.

Он умолк. С чего вдруг он так распинается перед этими двумя самовлюбленными индюками, изображающими из себя суперагентов? Ведь понятно — он им просто не понравился. Не понравился, и все тут. А уж к этому, первому чувству обычной человеческой неприязни, порою ошибочно принимаемому за профессиональное чутье, можно добавить и целую груду рациональных объяснений.

А может, и вправду есть что-то подозрительное в этом худощавом, невысоком мужчине сорока лет по имени Натан Армель? Одет, впрочем, обычно и по сезону: в джинсах и куртке. Черные густые волосы зачесаны назад. Но какой-то он не такой. Хоть и улыбается не нагло, не во весь рот, а как-то по-доброму, даже печально. Но очень странная задумчивость на его лице, какая-то отрешенность во взгляде его серых глаз. И без шапки.

— Знаете ли вы какие-либо еврейские праздники?

— Разумеется, знаю: Пасха, Ханука, Йом-Кипур.

— Что вы знаете про Йом-Кипур?

— Вы, ребята, экзаменуете меня по иудаизму? Может, позовем сюда еще и раввина? — он провел пальцем по своему тонкому носу с горбинкой. Хмыкнул. «Все, сейчас они мне устроят».

И оказался совершенно прав. Вскоре, раздетый по пояс и босиком, он стоял на резиновом коврике в каком-то подземном бункере знаменитого аэропорта. Сотрудники службы безопасности тщательно проверяли все его карманы, ощупывали подкладку куртки, даже пряжку ремня, рылись в его багаже.

«Приключения начались уже в аэропорту. Символично».

Однако все обошлось: у него не нашли ни бомбы, ни пистолета. Извинившись за причиненный дискомфорт, пожелали счастливой дороги.

Зарегистрировав билеты, он остановился возле таможни. Там, у подковообразных металлических детекторов, общее волнение достигало своего пика. Там — и последние поцелуи, и слезы, и прощальные взмахи рук. Бог ты мой! Сколько маленьких и больших трагедий разыгрывается на этом пятачке таможни, в Нью-Йоркском аэропорту «Кеннеди», как, впрочем, и в любом другом международном аэропорту...

Глава 2

В Израиле до этого он бывал дважды, короткое время гостил у родных. В последний раз — пять лет назад, перед их переездом в Канаду. Зачем летел в этот раз? Действительно навестить бабушку Лизу, которая недавно сломала шейку бедра и перенесла операцию. Должна была лететь мама, но сестра Светка в Канаде только-только родила третьего ребенка, страдала от сильной послеродовой депрессии, и мать с отцом ей были нужны в помощь. Поэтому мама попросила Натана слетать в Израиль и «морально поддержать бабушку». Предложила оплатить дорогу и нашла через знакомых квартиру, где он мог бы остановиться.

Он согласился. Почему бы нет? В Москве недавно была издана его третья книга, в Нью-Йорке готовился к печати его второй сборник, в английском переводе. Он только что закончил новый роман. Требовался отдых. Нужно было отвлечься, обдумать новые замыслы.

И была еще одна деликатная, но весьма серьезная причина для этой поездки. Его жена Аня никак не могла забеременеть. Не получалось. Не первый год они пытались, столько было потрачено нервов, денег! Ходили по разным врачам, Аня перенесла две легкие операции, которые тоже ничего не дали и без которых скорее всего можно было обойтись. Делала различные тесты, принимала таблетки. Безрезультатно. Врачи сами толком не знали, в чем причина ее бесплодия.

Сделали попытку искусственного оплодотворения, которая съела больше половины их сбережений. Опять впустую. Оставался последний вариант: тоже искусственное оплодотворение, но в пробирке, по самым последним технологиям. Однако такая процедура в Штатах стоит очень дорого, и гарантий никто не дает. А в Израиле, говорят, для граждан страны такое делают бесплатно.

Аня при всей своей любви к Америке (родители привезли ее в Штаты, когда ей было семь лет), узнав, что в Израиле бесплатно делают искусственное оплодотворение, была готова и на переезд. Натан четкого мнения на этот счет не имел. Но согласился еще раз поехать в гости и разузнать там все на месте.

Словом, все как-то сошлось в пользу этой поездки.

А что насчет Елизаветы Марковны, которую Натан почти всегда называл бабой Лизой и крайне редко — бабушкой? Хотел ли он действительно ее навестить? Честно говоря, нет.

Он считал, что баба Лиза никогда не дарила внуку той любви, которую он заслуживал. Вот так бывает: единственный внук, которого назвали в честь ее погибшего мужа. В детстве вроде был хорошим мальчиком, с кудрявыми волосиками и ямочками на щеках.

Но почему-то баба Лиза ни во что не ставила его ямочки и кудряшки. Всю свою любовь отдала младшей внучке. Для Светки у бабы Лизы находились самые нежные слова — и «изюминка», и «бусинка».

Как-то она подарила внучке рояль, новый, немецкий. Сама водила ее в музыкальную школу. Когда Светка исполняла на рояле Моцарта или Шопена, дома перед гостями или в музыкальной школе на концертах, баба Лиза почти всегда плакала от умиления. Долгое время Натана раздражали эти ее слезы. Быть может, потому, что сам он