Фавор, или бабушкин внук - Петр Немировский
— Потом, потом будешь рассказывать про своего сына, — перебила ее баба Лиза и снова обратилась к Натану. — А как в Америке поживает твоя жена?
— Аня работает помощником адвоката. Живем с ней — душа в душу. Все бы хорошо, жаль только, что детей у нас нет. Не получается. У Светки, вон, видишь, уже третий родился, канадец. А у нас и одного нет... — подумал, стоит ли посвящать бабу Лизу в их планы возможного переезда в Израиль.
Елизавета Марковна вперила в него строгий взгляд:
— Аня делала аборты?
— Нет. Правда, не вру…
Она пожала плечами:
— Что делать? Нужно надеяться и просить Бога. Может, даст.
Помолчали.
Приблизительно часа через два Натан собрался уходить. За это время он и в комнату бабы Лизы успел заглянуть, и отвез ее в кресле-каталке в столовую. Поговорили о родных в Канаде. Что еще?
— Ладно, ба, я пошел. Увидимся завтра.
— Побудь со мной еще немного. Хоть полчаса, — тихо попросила она. — Пожалуйста...
Глава 5
В течение недели Натан побывал в больнице, где делают искусственное оплодотворение, зашел и в агентство, которое занимается новыми иммигрантами.
В целом, все выглядело вполне осуществимым. Операции по искусственному оплодотворению в Израиле делают — точно такие же, как и в Штатах. Но в отличие от Америки, где эта процедура стоит тысяч семьдесят, а то и больше, в Израиле для граждан это делают бесплатно. Гарантий на успех никто не дает и здесь, но показатели высокие, не ниже американских.
Формально для них с Аней переехать и стать гражданами Израиля никаких препятствий нет. У Ани — отец русский, мать — еврейка. Согласно законам иудаизма, Аня — еврейка.
Короче, приезжайте на историческую родину, получайте гражданство. И хоть на следующий же день идите в больницу обследоваться. Плодитесь и размножайтесь, как повелел Всевышний. Хоть и в пробирке, какая разница?
...Натан ходил по улицам маленького городка Афула. Пил кофе. Покупал знаменитые афульские, говорят, самые вкусные в мире семечки.
Любовался видами Изреельской долины. Днем над долиной парили дельтапланы, взлетавшие с вершин Галилейских гор в небеса, туда, где реют ястребы.
Неповторимая картина — стаи кружащихся аистов у горы Фавор.
Эта знаменитая гора хорошо видна из многих мест в Афуле, даже из окон в комнате бабы Лизы. До Фавора из города можно дойти пешком приблизительно за час. Гора усажена старыми туями и кипарисами; издали она имеет вид высокой темной шапки идеально округлой формы, как бы чуточку приподнятой над землей.
Почему-то притягивает к себе эта гора все вокруг: и завороженные взгляды людей, и парящих птиц, и облака. Свиваясь вокруг вершины в кольцо, облака сгущаются и медленно оседают, окутывая всю гору, до самого ее основания. И кажется, что никуда уже не уплывут...
Стоя на одном из холмов, Натан часто любовался и видами ночной долины в голубых огоньках арабских поселков.
А на рассвете, в половине пятого, с минаретов муэдзины созывали правоверных к молитве, и заунывные звуки: «Алл-лла-а... ак-ба-а-а...» разносились окрест. Жители города наверняка привыкли к этим утренним стонам и спали, никак на них не реагируя, а бедный Натан просыпался и после этого заснуть уже не мог.
Он принимал душ, одевался и отправлялся бродить по улицам.
Тяжелыми листьями хлопали пальмы. Гигантские кактусы были изрезаны какими-то надписями на иврите и русском.
На утреннюю молитву в синагоги шли хасиды в черных лапсердаках и шляпах, неся под мышками книги и мешочки с молитвенными принадлежностями. Семенил в мечеть мусульманин в халате и феске, шлепая сандалиями по пыльной дороге. Солдаты в зеленой униформе и полусапогах, позевывая, выходили из подъездов домов, шли к автобусным остановкам, волоча автоматы и вещмешки.
В который раз Натан пытался представить себя живущим в Израиле. Пытался вообразить, как они переедут сюда с Аней. Снимут квартиру, обязательно окнами на Фавор. Чтобы из его кабинета была видна и долина в рассеивающемся тумане, и стаи птиц в небе, и облака, обволакивающие горы.
И пусть по утрам стонет муэдзин. И бьют колокола в соборах. И частенько воют сирены полицейских машин. И круглые сутки гремит музыка в домах арабов и горских евреев. И в магазинах обсчитывают. И безбожно обманывают таксисты...
После многих лет жизни в Нью-Йорке израильская жизнь теперь казалась Натану слишком провинциальной, немного комичной в своих беспомощных потугах во всем подражать Америке.
Виды на Фавор, конечно, хороши. Но как раздражает эта бесконечная болтовня всех со всеми вокруг! Повсеместные попытки обмана ради одного несчастного шекеля! Невыносимая жара днем! Мусор. Везде нужны взятки, подарки, знакомства. Восток.
Гуляя по пыльным улицам, приглядываясь к прохожим, заходя на базары, в банки и духаны, заводя случайные разговоры с официантами и продавцами, Натан в который раз ловил себя на мысли, что его тянет домой. Сам не заметил, как Нью-Йорк стал ему родным городом.
Глава 6
— Привет! Лаба дена! [1] Шалом! Молодец, Натик, что позвонил. Сколько же лет прошло с тех пор, как мы не виделись?
— Пять.
— Вот так да! А ты, чувакас[2], почти не изменился за эти годы.
— Ты тоже. Только, гляжу, появились морщинки на лбу.
— Да, брат. У нас в стране сам видишь, какая жизнь. Балаган! Всё на нервах.
Они похлопывали друг друга по плечам, улыбались. Томас — ростом чуть выше Натана и пошире в плечах. Он был в шортах и футболке. В руке держал снятые солнцезащитные очки.
— Сядем здесь или хочешь пойти в более серьезное место? — спросил Томас. — В ресторан или в стриптиз-клуб? У нас тут все это тоже есть, не хуже, чем в твоей Америке. Знаешь, что сказал Бен-Гурион, когда к нему прибежали перепуганные министры с новостью, что в Эрец Израэль — на Святой Земле! — арестованы первые бандиты и проститутки?
— И что же сказал Бен-Гурион?
— Сказал: Барух Ашем, слава Богу! Значит, Израиль стал нормальным государством. В нормальной стране, говорит, должны быть не только свои праведники, но и свои преступники. Вот так. Ладно, где же мы приземлимся?
— Давай пока обойдемся без ресторанов и стрип-баров.