Рецепт любви. Жизнь и страсть Додена Буффана - Марсель Руфф
О! Додену даже не нужно было засовывать руки в карманы, чтобы уберечься от искушения! Округлые бедра, зауженный лиф, двойной подбородок и волосы, немного растрепавшиеся из прически, внушали несокрушимое почтение. После продолжительной беседы, в которой ее наивный и неосознанный, но все же верный вкус вскоре раскрылся психологу, он заставил ее в соответствии с традицией, но с особо пристальным к ней вниманием посетить столовую и кухню. Взгляд опытной поварихи с особенным интересом и явным рвением перебирал в ней все сложные ингредиенты и материалы. Доден с трепетом следил и препарировал этот взгляд. Подобно породистой лошади, которую вдруг выпустили на простор, словно писатель, чья рука дрожит от нетерпения перед чистым листом и точеным пером, Адель Пиду не смогла сдержаться: она вдруг ни с того ни с сего начала хвататься за рукояти сковородок, ушки медных кастрюль, гладить подпеченные бока глиняных горшков, щупать флаконы со специями, банки с ингредиентами, открывать их, вдыхать содержимое, осматривать печь, крутить вертела и рыбные решетки. Доден, трепеща от надежды, позволил ей это сделать. А вдруг наконец… И на стульях священного храма продолжился разговор, уже более интимный, более доверительный.
– Да, – внезапно выпалила Адель Пиду, – может, то, что я стряпала на день крещения маленького Луи, как-то бы заинтересовало мусье председателя. Вот мой брат, Жан-Мари, тот поймал на днях красивого пушистого зайца, молодого совсем, толстого, из тех, кого называют капуцинами. Так вот, чтобы немного разнообразить еду и доставить всем радость, мне тут пришла в голову идея не мариновать его в выжимке, как мы обычно делаем, а просто набить ему живот начинкой из печени и свинины, а еще хлебных крошек и трюфелей, которые можно собрать, если идти от амбара прямо к старому дубу, и немного маринованной индейки положить, которую мы готовим на зиму. И так я зверя целиком и приготовила с его выпирающим и зашитым брюхом в какой-то такой посудине, куда можно залить много хорошего красного вина и жирных сливок. Ох, надо было видеть, какие получились кусочки! Весьма недурственно. Думаю, мусье председателю бы точно понравились. Все остальные съели, только пальчики облизывали.
Стоит ли говорить, что Адель Пиду немедленно заступила на службу к Додену-Буффану на условиях, которые она сама поставила, и что из-за прискорбной слабости магистрата она без промедления стала хозяйкой в его доме. Отныне Доден жил словно во сне, где постоянно сменяли друг друга фаршированные ароматными приправами перепелки, печеные окорока, под кожей которых скрывались потрясающие начинки, фрикасе, которые навсегда вернули его к жизни, бараньи языки в фольге, бычьи огузки по-гасконски, рагу по-французски, рыбные бульоны, утки по-неверски, нашпигованные ломтики белого мяса, суфле из жирной печени, оленина, гребешки, куры и телячьи лопатки. Он переходил от вкусных сосисок к ножкам молочных поросят, запеченных в духовке, от окуней к пирогам с перепелками, от лапок ржанок к филе форели. Он едва успевал доесть суфле из молодого кролика, как на столе тут же появлялись крохотные цыплята, трюфели, раки на вертеле, копченые куропатки, бифштексы из фазанов, маринованные перепела, кабанчик по-французски и вальдшнепы под бальзамическим соусом. И это не считая яичницы-болтуньи, омлетов с анчоусами, заливных пирогов, отборных угрей, щук и карпов под луковым соусом, артишоков, лапши с беконом, тушеных грибов, шпината и десертов в виде марципанов, компотов, вафлей и печенья.
Так проходили теперь дни Додена среди изобилия деликатесов и очарования нежных яств, каждое из которых было новым наслаждением и никогда, если только он не просил, не появлялось дважды на его столе. Его жизнь, перевернувшаяся с ног на голову с кончиной Эжени Шатань, восстановила равновесие с появлением Адели Пиду, которая словно переняла факел великих традиций от своей предшественницы. Возможно – и Доден нередко размышлял над этой загадкой судьбы, – именно ее воспарившая душа привела в этот святой храм кулинарии, где она сама так долго служила, женщину, достойную стать ее преемницей. Достигнув человеческого совершенства в своем искусстве, создав повседневную и в равной степени восхитительную кухню, старый судья, апостол искусства вкуса, предвидел яркий закат своей прекрасной жизни. Отныне он без боязни ждал смерти с тем радостным и блаженным покоем, которого так много измученных и несостоявшихся художников так и не смогли познать, уверенный в том, что завершит свою долгую и кропотливую работу в полноте приложенных усилий, в достигнутом совершенстве и в радости, дарованной каждым новым приемом пищи. Доден наконец познал все моральные и материальные наслаждения, которые может даровать человеку кухня, когда ей воздают должные почести.
И все же над этим блаженством нависала страшная гроза, поскольку верно то, что наше земное положение по существу своему неустойчиво и что нельзя объявлять кого-либо абсолютно счастливым при жизни. Верно и то, что гордость принцев нередко побуждает их пренебрегать элементарными законами человеческой морали и скромности! Так вот, принц Евразии осмелился позавидовать Додену-Буффану, который столь радушно принимал его у себя в доме, из-за Адели Пиду, доброй хозяйки, приготовившей столь замечательную трапезу. Сначала он послал своего личного секретаря, чтобы тот порасспрашивал людей на городском рынке. На следующий день его снова видели проезжающим в карете через городские ворота в сторону соляной лавки, а затем неторопливо подъезжающим к отделу посылок, где Адель почти ежедневно забирала какую-нибудь партию доставляемых продуктов. На другой день его снова видели терпеливо стоящим на страже перед лавкой, где Фужуллас торговал деликатесами, наконец, однажды поздним вечером его заметили притаившимся с подозрительным видом у дома сборщика налогов, чью милую старую кухарку Адель частенько заходила навещать, завершив свою повседневную работу. Эти таинственные события продолжались долгое время, и Додену не было известно о
