Болеслав Прус - Кукла
Раньше она день-деньской только и делала что распекала Марианну, писала жильцам грозные уведомления по поводу мусора на лестнице да допрашивала дворника: не сорвано ли объявление о сдаче квартир, ночуют ли дома девушки из парижской прачечной, не приходил ли околоточный по какому-нибудь делу? И велела ему хорошенько присматриваться к тем, кто пожелает снять помещение в четвертом этаже, особенно к молодым, в случае же если это окажутся студенты, отказывать, говоря, что квартира уже сдана.
- Смотри же, Каспер, не забудь, - говорила она в заключение, - прогоню тебя вон, если вотрется сюда какой-нибудь студент. Хватит с меня этих нигилистов, развратников, безбожников, которые таскают сюда человеческие черепа!..
После каждой такой беседы дворник, вернувшись в свою каморку, швырял шапку на стол и кричал:
- Ей-богу, повешусь или сбегу от такой хозяйки, черт бы ее побрал! Дворник и на рынок по пятницам ходи, и в аптеку бегай по два раза на дню, и белье катать носи, и пес ее знает, куда только не вздумает посылать! Она уже посулилась, что будет меня с собой на кладбище возить, могилку прибирать... Слыханное ли дело! Уйду, уйду отсюда на святого Яна, хоть бы пришлось двадцать рублей отступного дать...
Но с середины апреля баронесса стала ласковей. Этому способствовало несколько обстоятельств.
Во-первых, однажды к ней пришел незнакомый юрист с конфиденциальным вопросом: известно ли ей что-нибудь о средствах барона?.. А если бы таковые имелись (в чем он, впрочем, сомневался), то следовало бы их указать, дабы избавить барона от позора, ибо его кредиторы готовы прибегнуть к крайним мерам.
Баронесса торжественно заверила адвоката, что супруг ее при всем своем коварстве и жестокосердии никакими денежными средствами не располагает. Тут она истерически разрыдалась, что заставило адвоката поспешно ретироваться. Однако, как только жрец правосудия удалился, баронесса чрезвычайно быстро пришла в себя и, кликнув Марианну, обратилась к ней необычно спокойным тоном.
- Нужно будет повесить чистые занавески, Марыся; я предчуствую, что наш несчастный барин скоро одумается.
Несколько дней спустя к баронессе явился князь собственной персоной. Они заперлись в дальней комнате, и, пока говорили, баронесса успела раза три разрыдаться и один раз упасть в обморок. Но о чем они говорили, этого не знала даже Марианна. По уходе князя баронесса велела немедля позвать Марушевича, а когда тот прибежал, сказала удивительно кротким голосом, перемежая речь свою вздохами:
- Мне кажется, пан Марушевич, что мой заблудший муж наконец раскаялся... Так будьте добры, поезжайте и купите мужской халат и домашние туфли... Примерьте на себя, ведь оба вы, бедняги, тщедушные...
Марушевич поднял брови, но деньги взял и купил, что требовалось. По мнению баронессы, заплатить сорок рублей за халат и шесть за туфли - было дороговато, но Марушевич ответил, что в ценах не разбирается, а покупал в первоклассных магазинах, и больше об этом не было речи.
Прошло еще несколько дней, и в квартиру Кшешовской явились два еврея с вопросом - дома ли барон? Баронесса, вместо того чтобы обрушиться на них с криком, как делала обычно, на этот раз очень сдержанно велела им выйти вон. Потом позвала дворника и сказала ему:
- Дорогой Каспер, мне кажется, наш бедный барин не сегодня-завтра придет домой... Надо постелить дорожку на лестнице до третьего этажа. Только следи, дружок, как бы прутья не разворовали... И не забудь раза два в неделю выбивать дорожку.
Она больше не распекала Марианну, не писала уведомлений жильцам и не изводила дворника... Целыми днями ходила она по своей просторной квартире, скрестив руки на груди, бледная, молчаливая, взволнованная.
Заслышав грохот пролетки, остановившейся перед домом, она бросалась к окну; при каждом звонке бежала в гостиную и прислушивалась из-за притворенных дверей, с кем разговаривает Марианна.
После нескольких дней такой жизни она еще больше побледнела и стала еще раздражительнее. Все быстрей шагала она по комнатам, то и дело бросалась на стул или кресло с сильным сердцебиением и в конце концов слегла в постель.
- Вели снять с лестницы дорожку, - сказала она Марианне хриплым голосом. - Видно, какой-нибудь мерзавец опять одолжил барину денег.
Но не успела она договорить, как в передней энергично позвонили. Баронесса послала Марианну отворить, а сама, охваченная предчуствием, начала одеваться, невзирая на головную боль. Все валилось у нее из рук.
Между тем Марианна, не снимая цепочки, приоткрыла дверь и увидела на площадке весьма элегантного мужчину с шелковым зонтиком и саквояжем. За мужчиною, который, несмотря на тщательно выбритую верхнюю губу и пышные бакенбарды, чем-то смахивал на камердинера, стояли носильщики с чемоданами и тюками.
- Чего вам? - машинально спросила служанка.
- Отпирай-ка двери, обе половины! - повелительно сказал мужчина с саквояжем. - Это вещи барона и мои...
Дверь распахнулась, мужчина велел носильщикам поставить чемоданы и тюки в передней и спросил:
- Где тут кабинет барина?
В эту минуту выбежала баронесса, растрепанная, в незастегнутом капоте.
- Что это? - взволнованно закричала она. - Ах, это ты Леон... А где барин?..
- Господин барон, кажется, в магазине у Стемпека... Я хотел поставить вещи по местам, но где же кабинет барина, где моя комната? - Погоди минутку... - засуетилась баронесса. - Марианна сейчас переберется из кухни, а ты туда...
- Я на кухню? - спросил мужчина, названный Леоном. - Вы шутите, ваша милость. Я с барином уговорился, что у меня будет отдельная комната...
Баронесса растерялась.
- Что это я!.. - поправилась она. - Тогда вот что, Леон, займи пока помещение в четвертом этаже, где жили студенты.
- Это дело другое, - ответил Леон. - Если там две-три комнатушки, я могу даже поселиться с поваром...
- С каким поваром?
- Как же, ваша милость, без повара вам не обойтись. Тащите вещи наверх, - обратился он к носильщикам.
- Что вы делаете? - крикнула баронесса, видя, что те забирают все чемоданы и тюки.
- Они берут мои вещи. Ступайте же! - скомандовал Леон.
- А барина где же?
- Вот, пожалуйте... - ответил слуга, подавая Марианне саквояж и зонтик.
- А постель?.. одежда?.. всякая утварь?.. - ужаснулась баронесса, заламывая руки.
- Ваша милость, не устраивайте сцен в присутствии слуг! - пожурил ее Леон. - Все необходимые вещи должны быть у барина дома.
- Да, да, конечно... - прошептала присмиревшая баронесса.
Расположившись наверху, куда пришлось еще отнести кровать, стол, несколько стульев, таз и кувшин воды, пан Леон надел галстук, чистую, хотя и тесноватую сорочку, облачился во фрак и, вернувшись в квартиру к баронессе, важно уселся в передней.
- Через полчасика, - сказал он Марианне, вынимая золотые часы, господин барон, наверное, прибудут, потому что они всегда от четырех до пяти почивают. Ну как, скучновато вам тут? - прибавил он. - Ничего, я вас расшевелю...
- Марианна!.. Марианна! иди сюда!.. - позвала из своей комнаты баронесса.
- Что это вы так бежите? - удивился Леон. - Помирает она там, старуха ваша, что ли?.. Небось подождет...
- Да боюсь я, она знаете, какая сердитая, - шептала Марианна, вырываясь от него.
- Сердитая... сами вы ее распустили, оттого и сердитая. Им только дай волю, так сразу на шею сядут... При бароне вам будет полегче, он понимает настоящее обхождение. Только одеваться вам придется понаряднее, а то прямо послушница... Мы монашек не любим.
- Марыся!.. Марыся!..
- Ну, ступайте теперь, только не спеша, - напутствовал ее Леон.
Вопреки предположениям Леона, барон прибыл к своей супруге не в четыре часа, а лишь около пяти.
На нем был новый сюртук и шляпа, а в руке тросточка с серебряным набалдашником в форме копыта. Он казался спокойным, но под этой внешней оболочкой верный слуга подметил сильное волнение. Еще в передней пенсне дважды соскочило с его носа, а левое веко дергалось чаще, чем перед дуэлью или даже за партией штосса.
- Доложи обо мне баронессе, - сказал Кшешовский, понизив голос.
Леон распахнул двери гостиной и возвестил:
- Господин барон!..
А когда барон вошел, он прикрыл за ним дверь, выпроводил из передней Марианну, прибежавшую из кухни, и стал подслушивать.
Баронесса, сидевшая на кушетке с книжкой, при виде супруга поднялась. Барон отвесил ей глубокий поклон, она хотела ответить, но снова упала на кушетку.
- Муж мой... - прошептала она, закрывая лицо руками. - О! что же ты делаешь...
- Весьма сожалею, - ответил барон, вторично отвешивая поклон, - что вынужден свидетельствовать вам свое почтение в подобных обстоятельствах.
- Я готова простить все, если...
- Это весьма похвально для нас обоих, - прервал барон, - поскольку и я готов простить вам все неприятности, которые вы причинили моей особе. Но, к несчастью, вы изволили злоупотреблять моим именем; оно, правда, ничем особенно не знаменито в мировой истории, но тем не менее заслуживает, чтобы с ним обходились бережнее.
