Болеслав Прус - Кукла
Тем временем Шастальский прислал ей букет фиалок, и панна Изабелла не без угрызений совести заметила, что Аполлон начинает походить на Шастальского, а образ Молинари быстро тускнеет в ее памяти.
Прошла почти неделя после концерта. Панна Изабелла, не зажигая лампы, сидела в своей комнате; вдруг перед глазами ее встало давно забытое видение. Ей почудилось, будто она с отцом съезжает в карете с какой-то горы в долину, окутанную клубами дыма и пара. Из густых клубов высовывается огромная рука и хватает карту, пан Томаш с тревожным любопытством смотрит на эту руку. "С кем отец играет?.." - подумала она. В этот миг подул ветер, туман рассеялся, и показалось лицо Вокульского, тоже огромных размеров. "Год назад у меня было такое же видение, - подумала панна Изабелла. - Что это значит?"
И тогда только вспомнила, что Вокульский уже неделю у них не был.
От Жежуховских Вокульский вернулся домой в необычном настроении. Приступ неистовства прошел, сменившись безразличием. Всю ночь Вокульский не спал, но бессонница не раздражала его. Он спокойно лежал, ни о чем не думая, и лишь с любопытством прислушивался к бою часов. Час... два... три...
На следующий день он встал поздно и долго сидел за чаем, опять прислушиваясь к бою часов. Одиннадцать... двенадцать... час... Как это скучно!
Ему захотелось почитать, но лень было идти в библиотеку за книгой; он растянулся на кушетке и принялся размышлять о теории Дарвина.
"Что такое естественный отбор? Это следствие борьбы за существование, в которой погибают особи, не обладающие определенными свойствами, и побеждают более жизнеспособные. Какое же свойство самое важное: половое влечение? Нет, отвращение к смерти. Особи, лишенные чувства отвращения к смерти, должны погибнуть в первую очередь. Если бы человека не страшила смерть, это умнейшее животное не стало бы влачить оковы жизни. В староиндийской поэзии сохранились следы существования древней расы, которая испытывала меньшее отвращение к смерти, чем мы. Ну, и раса эта вымерла, а потомки ее стали или рабами, или аскетами.
Но что такое отвращение к смерти? Несомненно, инстинкт, основанный на заблуждении. Бывают люди, испытывающие отвращение к мышам, существам совершенно безобидным, или даже к землянике - весьма вкусной ягоде. (Когда это я ел землянику?.. Ах да, в конце сентября прошлого года, в Заславеке... Любопытное местечко этот Заславек; хотел бы я знать, жива ли еще председательша и испытывает ли она отвращение к смерти?..)
Да и что такое страх смерти?.. Обман чувств! Умереть - это значит не быть нигде, ничего не ощущать и ни о чем не думать. В скольких же местах меня нет сейчас: ни в Америке, ни в Париже, ни на луне, ни даже в собственном магазине, - и это меня ничуть не трогает. А о скольких вещах я не думал мгновение назад, о скольких не думаю сейчас? Я думаю только об одной какой-нибудь вещи и не думаю о миллиардах других, даже не знаю об их существовании - и мне это совершенно безразлично.
Так что же может быть неприятного в том, что я, находясь не в миллионе мест, а только в одном, и думая не о миллиарде вещей, а только об одной, перестану находиться и в этом одном месте и думать об этой одной вещи?.. В самом деле, страх смерти - самое нелепое заблуждение, которому человечество поддается уже столько веков. Дикари боятся грозы, грохота огнестрельного оружия, даже зеркала, а мы, якобы цивилизованные люди, боимся смерти..."
Он поднялся, высунулся в окно и, усмехаясь, стал разглядывать прохожих, которые спешили куда-то, раскланивались со знакомыми, жестикулировали, оживленно разговаривали о чем-то. Он наблюдал механическую галантность мужчин, привычное кокетство женщин, равнодушные физиономии извозчиков, их усталых лошадей и не мог удержаться от мысли, что вся эта жизнь, полная треволнений и горя, в сущности, изряднейшая глупость.
Так он просидел до позднего вечера. На следующий день явился Жецкий и напомнил ему, что сегодня первое апреля и нужно выплатить Ленцкому проценты в сумме двух тысяч пятисот рублей.
- Ах, правда, - сказал Вокульский. - Завези ему...
- Я думал, что ты сам отвезешь...
- Мне что-то не хочется...
Жецкий повертелся по комнате, покашлял и наконец сказал:
- Пани Ставская что-то приуныла... Может, навестишь ее?
- В самом деле, я давно у нее не был. Зайду сегодня вечерком.
Получив такой ответ, Жецкий более не мешкал. Он очень нежно простился с Вокульским, забежал в магазин за деньгами, нанял извозчика и поехал к Мисевичовой.
- Я только на минутку, у меня очень спешное дело, - заговорил он весело. - Знаете, Стах сегодня будет у вас... Мне кажется (только сообщаю вам это под величайшим секретом), что Вокульский уже решительно порвал с Ленцкими...
- Неужели? - воскликнула Мисевичова, всплеснув руками.
- Я почти уверен, но... до свидания... Стах зайдет вечером...
Действительно, Вокульский вечером зашел и, что еще важнее, стал приходить ежедневно. Он являлся довольно поздно, когда Элюня уже спала, а Мисевичова уходила к себе, и часами просиживал со Ставской. Обычно он молчал, слушая ее рассказы о магазине Миллеровой или об уличных происшествиях. Сам он говорил редко или изрекал афоризмы, даже не имевшие связи с тем, о чем шла речь.
Однажды он сказал, без всякого повода:
- Человек - словно ночная бабочка: летит без оглядки в огонь, хоть и больно ему, хоть и погибнет он там. Однако, - прибавил он, помолчав, обычно так действуют, пока не одумаются. Этим и отличается человек от бабочки...
"Он говорил о панне Ленцкой!" - подумала Ставская, и сердце ее учащенно забилось.
В другой раз он рассказал ей странную историю:
- Я слышал о двух закадычных друзьях, один из которых жил в Одессе, а другой в Тобольске; они несколько лет не виделись и оба очень соскучились.
Наконец тобольский друг, не в силах больше терпеть, решил сделать сюрприз одесскому и, не предупредив его, приехал в Одессу. Но приятеля он не застал: тот тоже стосковался и поехал в Тобольск...
Дела помешали им встретиться на обратном пути. Они увиделись только несколько лет спустя, и знаете, что тогда выяснилось?
Ставская подняла на него глаза.
- Вообразите, разыскивая друг друга, оба они в один и тот же день проезжали через Москву, останавливались в одной и той же гостинице и жили в двух соседних номерах. Иногда судьба зло подшучивает над людьми!
- Вероятно, в жизни это не часто случается... - тихо сказала Ставская.
- Кто знает!.. Кто знает!.. - возразил Вокульский.
Он поцеловал ей руку и ушел в раздумье.
"Нет, с нами так не будет", - подумала она в глубоком волнении.
Вечерами у Ставской Вокульский несколько оживлялся, даже немного ел и разговаривал.
Но остальное время он пребывал в апатии. Почти не притрагивался к еде, только выпивал огромное количество чаю, не интересовался делами, пропустил квартальное заседание своего Общества, ничего не читал и даже не думал. Ему казалось, что некая сила, которую он даже не умел бы назвать, вышвырнула его за борт повседневных дел, надежд и стремлений и что жизнь его подобна неодушевленному телу, несущемуся в пустоте.
"Ведь не пущу же я себе пулю в лоб, - думал он. - Добро бы из-за банкротства, а так... Я презирал бы самого себя, если б отправился на тот свет из-за юбки... Надо было остаться в Париже... Кто знает, может быть, уже сейчас в моих руках было бы оружие, которое рано или поздно сметет с лица земли чудовищ с человеческими лицами".
Жецкий, догадываясь, что происходит с его другом, заходил к нему во всякое время дня, пытаясь вовлечь его в разговор. Но ничто, ни погода, ни торговля, ни политика, не интересовало Вокульского. Только однажды он оживился, когда Жецкий сказал, что Миллерова притесняет Ставскую.
- А чего ей надо?
- Может быть, она завидует, что ты бываешь у пани Ставской и платишь ей хорошее жалованье.
- Ничего, она уймется, когда я отдам магазин Ставской, а ее посажу кассиршей.
- Боже упаси, что ты! - ужаснулся Жецкий. - Ты погубишь пани Ставскую!
Вокульский зашагал по комнате.
- Ты прав. Как бы то ни было, если между женщинами начались раздоры, надо их разделить... Уговори Ставскую, чтобы она открыла магазин на свое имя, а мы доставим ей средства. Я с самого начала имел это в виду, а теперь вижу, что нечего больше откладывать.
Разумеется, пан Игнаций в ту же минуту полетел к своим дамам и сообщил им радостную новость.
- Не знаю, прилично ли нам принимать такой подарок, - смущенно заметила пани Мисевичова.
- Да какой же это подарок? - вскричал Жецкий. - Через несколько лет вы нам выплатите долг, и все будет в порядке. Как вы полагаете? - обратился он к Ставской.
- Я поступлю так, как захочет пан Вокульский. Велит он мне открыть магазин - открою, велит остаться у Миллеровой - останусь.
- Полно, Элена! - с упреком сказала мать. - Подумай, в какое положение ты себя ставишь, можно ли так говорить!.. Счастье еще, что нас не слышат чужие.
Ставская ничего не ответила, к великому огорчению пани Мисевичовой; старушку ужасала решительность дочери, прежде такой уступчивой и кроткой.