Болеслав Прус - Кукла
Аккурат в среду, на первой неделе поста, Высоцкий мне рассказал, как это с нею случилось, с Марианной, значит. Наняла ее в услужение какая-то барыня, в бархате; ну и услужение оказалось - не приведи господи! Она все бежать норовила, а ее всякий раз ловят и грозятся: "Ты лучше сиди смирно, а то упечем тебя в тюрьму за кражу". - "Да что ж я украла?" - она спрашивает. "Прибыль мою, гадина!" - кричит барыня. "Так бы ей и не вырваться оттуда до самого Страшного суда, - говорил Высоцкий, - если б не увидел ее в костеле пан Вокульский. Он-то и выкупил ее и от беды спас".
- Говори, говори дальше, - подбодрил его Вокульский, заметив, что венгелек запнулся.
- Тогда-то я понял, что никакого тут распутства нет, а такое уж несчастье. Спрашиваю Высоцкого: "Женились бы вы на Марианне?" - "И с одной бабой хлопот не оберешься", - отвечает он. "А если б, к примеру, были вы в холостом положении, тогда как?" - "Эх, говорит, да у меня уж и любопытства к женскому полу нет". Вижу я, не хочет старик язык развязывать, и до тех пор к нему приставал, пока он не сказал: "Нет, я бы не женился, не поверил бы, что ее к старому не потянет. Женщина хороша, покуда блюдет себя, а как разнуздается - сущий дьявол".
А тут в начале поста господь бог милостивый наслал на меня болячку, и слег я в постель, да еще вот доктор шею порезал. А Марианна и давай ко мне ходить, да постель мою оправлять, да порезанное место перевязывать... Доктор сказал, кабы не ее заботы, лежать бы мне еще неделю лишнюю. А меня иной раз даже злость брала, особенно когда лихорадка трепала.
Вот я и говорю ей однажды: "Из чего вы, панна Марианна, хлопочете? Может, думаете, что я женюсь на вас? Так я еще с ума не спятил и не женюсь на такой, которая десятерых имела..." А она ничего, только голову опустила и слезы из глаз закапали. "Я и сама понимаю, говорит, мыслимо ли вам на мне жениться?" Как я это услышал, у меня, с позволения сказать, под ложечкой засосало от жалости. И я тут же сказал Высоцкой: "Знаете, пани Высоцкая, я, может, женюсь на Марианне..." А она мне: "Не будь дураком, смотри..."
- Нет, сударь, не смею я вам говорить про это, - вдруг воскликнул Венгелек, снова целуя руку Вокульскому.
- Говори смело!
- "Смотри, - говорит мне Высоцкая, - не обидеть бы тебе нашего милостивца пана Вокульского этой женитьбой... Кто ее знает, не к нему ли ходит Марианна..."
Вокульский остановился перед ним.
- Этого ты опасаешься? - спросил он. - Даю тебе честное слово, что я никогда не вижусь с этой девушкой.
Венгелек с облегчением перевел дух.
- Ну и слава богу! Сами посудите: одно - что не посмел бы я вашей милости поперек дороги стать за все ваши благодеяния, а другое...
- Что же другое?
- А другое вот что: потеряла она себя по несчастью, когда ее злые люди заставляли, и ее вины в том нет. Но если она сейчас надо мной, над больным, слезы проливала, а сама к вашей милости бегала - это уж такая шельма, что ее убить надо, как бешеную собаку, чтобы на людей не бросалась.
- Так как же? - спросил Вокульский.
- Да как? Женюсь после праздника, - ответил Венгелек. - За чужие грехи она страдать не должна. Не ее была на то воля.
- Тебе нужно еще что-нибудь?
- Больше ничего.
- Так будь здоров, а перед свадьбой зайди ко мне. Марианна получит в приданое пятьсот рублей и сколько потребуется на белье и обзаведение хозяйством.
Венгелек ушел от него глубоко взволнованный.
"Вот логика простых душ! - подумал Вокульский. - Презрение к пороку, но сострадание к несчастью".
И этот простодушный мещанин сразу вырос в его глазах, представ как выразитель высшей справедливости, несущий опозоренной женщине мир и прощение.
В конце марта у Жежуховских состоялся большой раут в честь Молинари. Вокульский тоже получил приглашение, написанное прелестной ручкой панны Жежуховской.
Он приехал довольно поздно, как раз в ту минуту, когда маэстро, вняв наконец мольбам, решился осчастливить собравшихся концертом собственного сочинения. Один из варшавских музыкантов сел за рояль аккомпанировать скрипачу, другой подал ему скрипку, третий переворачивал ноты аккомпаниатору, четвертый встал позади маэстро, дабы мимикой и жестами подчеркивать наиболее блестящие или трудные места его творения.
Кто-то попросил публику соблюдать тишину, дамы уселись полукругом, мужчины столпились за их стульями, и концерт начался.
Вокульский взглянул на скрипача и сразу подметил некоторое сходство между ним и Старским. Молинари носил такие же небольшие бачки и усики, а на лице его запечатлелось то же выражение пресыщенности, которое отличает мужчин, пользующихся успехом у прекрасного пола. Играл Молинари хорошо, держался с достоинством, но чуствовалось, что он уже вошел в роль полубога, снисходящего к благоговеющим перед ним смертным.
Время от времени скрипка звучала громче, тогда физиономия музыканта, стоявшего позади маэстро, расплывалась в восторге и по залу проносился легкий, быстро смолкавший гул. Среди торжественно важных мужчин и задумчивых, обратившихся в слух, замечтавшихся или дремлющих дам Вокульский разглядел несколько женских лиц со странным выражением: головы, в упоении откинутые назад, пылающие щеки, горящие глаза, полуоткрытые, вздрагивающие губы, словно они находились под действием какого-то наркотика.
"Страшное дело! - подумал Вокульский. - Что за нездоровые личности впрягаются в триумфальную колесницу этого господина".
Тут он оглянулся - и похолодел... Неподалеку от него сидела панна Изабелла, упоенная и разгоряченная более других. Он не верил своим глазам.
Маэстро играл с четверть часа, но Вокульский не слыхал ни звука. Он очнулся, лишь когда раздался гром аплодисментов. Потом снова забыл, где находится, хотя отлично видел, как Молинари шепнул что-то на ухо Жежуховскому и как тот, взяв его под руку, представил панне Изабелле.
Она приветствовала скрипача румянцем и взглядом, полным неописуемого восхищения. Как раз в эту минуту пригласили к столу; маэстро тотчас подал ей руку и повел в столовую. Они прошли мимо Вокульского почти вплотную, Молинари даже задел его локтем, но оба были так поглощены друг другом, что панна Изабелла не заметила Вокульского. Потом они уселись вчетвером за столик - Шастальский с панной Жежуховской и Молинари с панной Изабеллой, и видно было, что им очень уютно.
Вокульскому опять показалось, что с глаз его спадает пелена, за которой он видит совсем иной мир и иную панну Изабеллу. Но в тот же миг он ощутил нестерпимую боль в груди; в голове у него помутилось, нервы были неимоверно напряжены. Испугавшись за свой рассудок, он поспешно вышел в переднюю, а оттуда на улицу.
- Боже милосердный! - шептал он. - Сними же с меня это проклятье!
В нескольких шагах от Молинари, у миниатюрного столика, сидели Вонсовская и Охоцкий.
- Моя кузина решительно перестает мне нравиться, - сказал Охоцкий, глядя на панну Изабеллу. - Вы видите?
- Уже час я смотрю на нее, - отвечала Вонсовская. - Но, кажется, и Вокульский что-то заметил, потому что даже переменился в лице. Жаль мне его.
- О, за Вокульского можете не беспокоиться. Правда, сейчас он побежден, но когда наконец прозреет... Такого веером не убьешь.
- Тогда может произойти трагедия...
- Никакой, - возразил Охоцкий. - Люди сильных страстей опасны, когда у них ничего нет в резерве...
- Вы имеете в виду эту... как ее... пани Ста... Стар...
- Боже упаси, там ничего нет и никогда не было. К тому же для влюбленного мужчины другая женщина не является резервом.
- Так что же?
- Вокульский - человек незаурядного ума, и ему известно замечательное изобретение, осуществление которого могло бы перевернуть весь мир.
- Вам оно тоже известно?
- Я знаю, в чем его сущность, и видел доказательство его существования, но не знаю подробностей. Клянусь, - воскликнул Охоцкий, воодушевляясь, ради подобного дела можно пожертвовать даже десятком возлюбленных!
- Значит, вы и мною пожертвовали бы, неблагодарный?
- А разве вы моя возлюбленная?.. Я ведь не лунатик.
- Но вы меня любите.
- Может, еще скажете - как Вокульский Изабеллу?.. И не собираюсь... Хотя в любой момент готов...
- В любой момент вы готовы на грубость. Но... тем лучше, если вы не любите меня.
- И даже догадываюсь почему. Вы неравнодушны к Вокульскому.
Вонсовская вспыхнула; она так смешалась, что уронила на пол веер. Охоцкий поднял его.
- Я не хочу разыгрывать перед вами комедию, несносное вы существо! ответила она, помолчав. - Он и в самом деле не безразличен мне, и потому... я стараюсь всеми силами, чтобы он добился Беллы, раз уж... этот безумец любит ее.
- Клянусь, среди всех знакомых мне дам вы единственная женщина, которая чего-нибудь стоит... Но довольно об этом... С тех пор как я узнал, что Вокульский любит Беллу (а как он ее любит!), моя кузина производит на меня странное впечатление. Раньше я считал ее необычайно интересной, а сейчас она кажется мне пошлой, раньше - возвышенной, сейчас - ничтожной... Правда, так кажется мне только минутами, причем спешу оговориться, что могу ошибаться.
