Давай никому не скажем
Романа Алексеевича трясло. Он ходил по кабинету из угла в угол, размышляя о том, как непредсказуема жизнь: еще вчера он строил радужные планы, а уже завтра все его мечты рухнут словно песочный замок.
Вдруг в голове всплыли слова его набожной бабушки, что все, совершенное тобой, вернется к тебе сторицей. Не верил он, что жизнь бумеранг, но вот он прилетел. И в самый неожиданный момент. Творил неведомо что, взятки брал, обкрадывал честных людей... Репутация будет подмочена, карьера пойдет под откос, жена бросит, и останется он ни с чем прозябать в одиночестве, больной, бедный и никому не нужный.
Вот откуда, откуда взялась эта мерзкая алкоголичка?
Но самым ужасным во всем этом было то, что он вспомнил. И лето то вспомнил, и букет ромашек этих несчастных. Студентку ту, стройную хохотушку, и гостиницу на Пролетарской, будь она трижды неладна!
Молодой был еще совсем, не нагулялся. Женился рано, и жену хоть и любил, но та только недавно родила их Гошку, первенца, вечно злая была, а тут он в гости к матери приехал, встретил Галю эту, горячая кровь взыграла, ну и согрешил. С кем не бывает! Не думал же он, что вот так все через столько лет аукнется. Радовался еще тогда, что пронесло, жена ничего не узнала. Правда, первое время его тревожил момент с фотографией этой дурацкой, где он и Иванникова вместе у дома культуры стоят. Как знал ведь, не хотел фотографироваться тогда! Переживал потом, что вдруг снимок этот как-то всплывет и Нонна все узнает, но время шло, от Иванниковой ни слуху ни духу, он и забыл обо всем. И двадцать лет не вспоминал, до сегодняшнего дня.
А ведь не зря переживал тогда, выходит. Там внизу еще и дата подписана: семьдесят четвертый год — год, когда он уже был счастливым мужем и отцом. Если бы не эта проклятая карточка, то доказать сейчас что-либо было бы трудно, практически невозможно. Ведь если эта вымогательница придет к жене, расскажет свою историю и подкрепит слова этим неоспоримым доказательством, то Нонна ей непременно поверит и точно уйдет. Она измену никогда не простит! А для него потерять жену — пуще неволи!
Да, изменял он ей, и после студентки этой было дело, но это же все было несерьезно, по зову природы, а любил он всегда только одну женщину, свою Нонночку, и жизни без нее не представлял.
А какой это удар по репутации? Кто отдаст голос за человека, что от жены по бабам бегает и детей направо и налево стругает? И то, что он понятия не имел ни о какой дочери, никого волновать не будет! Журналюги так все преподнесут, что он окажется кругом виноватым.
Сам факт наличия дочери Романа Алексеевича не особо и трогал — не знал он о ней двадцать три года и еще три раза по столько бы и дальше не знал. Ничего у него не кольнуло и не дрогнуло внутри от этой новости, сразу же о последствиях начал думать и за будущее свое трястись.
Как же узнать, соврала пьянчужка или нет? Может, эта, как ее, Яна, вовсе и не его дочь.
Видел он по телевизору, что в Европе анализ какой-то научились делать, на установление отцовства — за баснословные деньги вычисляют кровное родство. Может, и до столицы уже дошла технология, кто знает... Но что за анализ, как его взять, отправить, да еще так, чтобы никто не прознал...
Нет-нет, это чушь какая-то! Какой еще анализ, все непременно откроется, сам себя подставит. Врагов у него хоть отбавляй — не дремлют. Только в самом крайнем случае он медицину подключит. И то, только если известно все станет и возьмут за жабры. Вот тогда он докажет, что непричастен, что его просто оклеветали!
А вообще, если ей надо, вот пусть сама с анализом этим носится, если вообще о нем знает, конечно. Хотя куда ей — темнота периферийная! Да и где денег столько возьмет, разве что дом продаст или почку...
Он точно знает, что никакой он не отец и лезть на рожон не намерен, не идиот!
Случайно взгляд его упал на забытую Иванниковой фотографию девочки. Роман Алексеевич взял снимок в руки и внимательно рассмотрел ребенка. Фотография была плохого качества, да и стояла школьница далеко — ни черта непонятно! Белобрысая, тощая, курносая... Вроде похожа, а вроде и нет... Кого-то она ему отдаленно напомнила, но даже думать не стал, не до того ему сейчас было.
Бросил снимок обратно и тяжело опустился в кресло. Открыл ящик стола, достал бутылку коньяка и, не церемонясь, отпил прямо из горла, заливая свалившуюся на голову неприятность.
Пил он, пил, уже битый час как, а все ни в одном глазу. Мысли вокруг одного крутились и покоя не давали. То в жар, то в холод кидало, стоило только представить, что начнется, если вся эта грязь всплывет...
Нужно избавиться от Иванниковой, любыми путями! И избавиться малой кровью, по-тихому. Двадцать миллионов сумма для него вполне подъемная, хотя раскидываться деньгами он не привык. Но черт с ними, деньгами этими. Решил он, что отдаст он ей эту сумму. И пусть подавится. Главное, чтобы рот на замок и фотографию отдала. Сразу порвет на мелкие клочки и пустит по ветру. Только тогда он сможет свободно выдохнуть. И, глядишь, пронесет.
Поковырявшись в записной книжке, что была у него на вес золота, нашел контакт нужного человека.
Нужно узнать, где эта Галина живет, да и вообще пробить о ней информацию, а Степанов — бывший мент, первоклассный следак, он ее быстро по своим каналам вычислит.
Набрав номер, Роман Алексеевич принялся взволнованно отсчитывать длинные гудки.
