Современная комедия - Джон Голсуорси
– Что скажете, Фрэнсис?
– А все-таки я умру.
– Не говорите так, это не по-американски. Конечно, вы не умрете.
Он улыбнулся и закрыл глаза. Тогда она приняла решение.
На следующий день он был в том же состоянии, но Флер успокоилась. Посыльный вернулся с ответом, что мисс Феррар будет дома к четырем часам. Значит, сейчас она уже получила записку. Но придет ли она? Как плохо мы знаем людей, даже наших врагов!
Фрэнсис дремал, бледный и обессиленный, когда раздался стук в дверь. Флер вышла в гостиную, закрыла за собой дверь и выглянула в коридор. Пришла!
Быть может, во встрече двух врагов было что-то драматичное, но ни та ни другая этого не заметила. Для них встреча была только очень неприятной. Секунду они смотрели друг на друга. Потом Флер сказала:
– Он очень слаб. Пожалуйста, присядьте, я его предупрежу, что вы здесь.
Флер прошла в спальню и закрыла дверь.
Фрэнсис Уилмот не пошевельнулся, но широко открыл сразу посветлевшие глаза. Флер показалось, что только теперь она узнала его глаза: словно кто-то поднес спичку и зажег в них огонек.
– Вы догадываетесь, кто пришел?
– Да… – Голос прозвучал внятно, но тихо. – Да, но если я и тогда был недостаточно для нее хорош, то уж теперь – тем более. Скажите ей, что с этой глупой историей я покончил. Поблагодарите за то, что пришла, – сказал Фрэнсис и снова закрыл глаза.
Флер вышла в гостиную, ее душили слезы. Марджори Феррар стояла у стены, держа в зубах незажженную папиросу.
– Он благодарит вас за то, что пришли, но видеть не хочет. Простите, что я вас вызвала.
Марджори Феррар вынула изо рта папиросу, и Флер заметила, что губы у нее дрожат.
– Он выздоровеет?
– Не знаю. Теперь, пожалуй, да. Он говорит, что покончил с этой глупой историей.
Марджори Феррар сжала губы и направилась к двери, потом неожиданно оглянулась и спросила:
– Не хотите помириться?
– Нет, – сказала Флер.
Последовало молчание, потом Марджори Феррар засмеялась и вышла.
Флер вернулась к Фрэнсису Уилмоту. Он спал. На следующий день он почувствовал себя крепче. Через три дня Флер перестала его навещать: он был на пути к полному выздоровлению. Кроме того, Флер обнаружила, что за ней неотступно следует какая-то тень, как овечка за девочкой из песенки. За ней следят! Как забавно! И какая досада, что нельзя рассказать Майклу: от него она по-прежнему все скрывала.
В день ее последнего визита к Фрэнсису Майкл вошел, когда она переодевалась к обеду, с номером какого-то журнала в руке:
– Вот послушай-ка.
В час, когда к божьей стекутся маслинеОслики Греции, Африки, Корсики,Если случайно проснется всесильный,Снова заснуть не дадут ему ослики.И, уложив их на райской соломе,Полуживых от трудов и усталости,Вспомнит всесильный – и только он вспомнит,Сердце его переполнится жалости:«Ослики эти – мое же творение,Ослики Турции, Сирии, Крита!» —И средь маслин водрузит объявление:«Стойло блаженства для Богом забытых»[28].– Кто это написал? Похоже на Уилфрида.
– Правильно, – сказал Майкл, не глядя на нее. – Я встретил его во «Всякой всячине».
– Ну как он?
– Молодцом.
– Ты его приглашал к нам?
– Нет. Он опять уезжает на Восток.
Что он, хочет ее поймать? Знает об их встрече? И она сказала:
– Я еду к папе, Майкл. Я получила от него два письма.
Майкл поднес к губам ее руку.
– Отлично, дорогая.
Флер покраснела; ее душили невысказанные слова. На следующий день она уехала с Китом и Дэнди. Вряд ли овечка последует за ней в «Шелтер».
Аннет с матерью уехала на месяц в Канны, и Сомс проводил зиму в одиночестве. Но зимы он не замечал, потому что через несколько недель дело должно было разбираться в суде. Освободившись от французского влияния, он снова стал склоняться в сторону компромисса. Теперь, когда была оглашена помолвка Марджори Феррар с Мак-Гауном, дело принимало новый оборот. По-иному отнесется английский суд к легкомысленной молодой леди сейчас, когда она обручена с членом парламента, богатым и титулованным. Теперь они, в сущности, имеют дело с леди Мак-Гаун, а Сомс знал, каким опасным может быть человек, собирающийся жениться. Оскорбить его невесту все равно что подойти к бешеной собаке.
Он нахмурился, когда Флер рассказала ему про «овечку». Как он и боялся, им платили той же монетой. И нельзя было сказать ей: «Я же тебе говорил!» – потому что это была бы неправда. Вот почему он настаивал, чтобы она к нему приехала, но из деликатности не открыл ей причины. Насколько ему удалось выяснить, ничего подозрительного в ее поведении не было с тех пор, как она вернулась из Липпинг-холла, если не считать этих визитов в отель «Космополис». Но и этого было достаточно. Кто поверит, что она навещала больного только из сострадания? С такими мотивами суд не считается! Сомс был ошеломлен, когда она ему сообщила, что Майкл об этом не знает. Почему?
– Мне не хотелось ему говорить.
– Не хотелось? Неужели ты не понимаешь, в какое положение ты себя поставила? Потихоньку от мужа бегаешь к молодому человеку!
– Да, папа; но он был очень болен.
– Возможно, – сказал Сомс, – но мало ли кто болен?
– А кроме того, он был по уши влюблен в нее.
– Как ты думаешь, он это подтвердит, если мы его вызовем как свидетеля?
Флер молчала, вспоминая лицо Фрэнсиса Уилмота, наконец, ответила:
– Не знаю. Как все это противно!
– Конечно, противно, – сказал Сомс. – Ты поссорилась с Майклом?
– Нет, не поссорилась. Но он от меня скрывает свои дела.
– Какие дела?
– Как же я могу знать, дорогой?
Сомс что-то проворчал.
– Он бы возражал против твоих визитов?
– Конечно, нет. Он был бы недоволен, если бы я не пошла. Ему нравится этот мальчик.
– В таком случае, – сказал Сомс, – либо тебе, либо ему, либо вам обоим придется солгать и сказать, что он знал. Я поеду в Лондон и переговорю с ним. Слава богу, мы можем доказать, что молодой человек действительно был болен. Если я наткнусь здесь на кого-нибудь, кто за тобой следит…
На следующий день он поехал в Лондон. В парламенте не заседали, и он пошел во «Всякую всячину». Он не любил этот клуб, прочно связанный в его представлении с его покойным кузеном молодым Джолионом, и сейчас же сказал Майклу:
– Куда нам пойти?
– Куда хотите, сэр.
– К вам домой, если у вас можно переночевать. Мне нужно с вами поговорить.
Майкл посмотрел на него искоса.
– Слушайте, – начал Сомс, когда они пообедали, – что случилось? Флер говорит, что вы скрываете от нее свои дела?
Майкл уставился на рюмку с портвейном.
– Видите ли, сэр, – проговорил он медленно, – конечно, я был бы рад держать ее в курсе всего, но не думаю, чтобы она этим действительно интересовалась. К общественной деятельности она относится равнодушно.
– Общественная
