Богова делянка - Луис Бромфилд
— Не знаю, что и делать, — сказала Бабушка. — Мне нужно об этом подумать.
— Ладно, — сказал Ринго. Бабушка неподвижно сидела подле карты. Ринго не выражал ни терпения, ни нетерпения; просто стоял там, высокий и тонкий, выше меня, спиной к падавшему от окна свету, и почесывался. Потом ногтем мизинца правой руки стал ковырять между передними зубами; поглядел на свой ноготь, что-то сплюнул и потом сказал:
— Должно, пять минут прошло. — Не двигаясь с места, он слегка повернул ко мне голову. — Тащи перо и чернила, — сказал он.
Они хранили бумаги под той же половицей, что и карту, и жестяную коробку. Не знаю, где и когда, но Ринго раздобыл и как-то ночью привез около сотни листов, на которых стоял подлинный штамп: «Вооруженные силы Соединенных Штатов. Военный округ Теннесси». Тогда же раздобыл он и ручку с чернилами; тут он взял их у меня, и теперь уже Ринго сидел на чурбаке, а Бабушка склонялась над ним. Бабушка до сих пор хранила то первое письмо — приказ, который дал нам в прошлом году в Алабаме полковник Дик, она его тоже хранила в той жестяной коробке, и ныне Ринго обучился так его копировать, что, думаю, сам полковник Дик не сумел бы заметить разницы. Всего-то нужно было поставить соответствующий номер полка, да сколько мулов насмотрел и одобрил Ринго, да факсимиле соответствующего генерала. Сначала Ринго хотел каждый раз подписываться Грантом, а потом, когда Бабушка сказала, что это больше не пойдет, — Линкольном. Наконец Бабушка установила: Ринго не желает, чтобы янки подумали, что люди, связанные с Отцом, станут иметь дело с кем бы то ни было ниже командующего. Но в конце концов он сообразил, что Бабушка права — надо соблюдать осторожность, ставя на письмо имя какого-нибудь генерала, а также и в отношении мулов, которых реквизируешь. Сейчас они поставили имя генерала Смита; он с Форрестом каждый день воевал где-нибудь на мемфисской дороге, и Ринго никогда не забывал, что к чему.
Он поставил дату и название города, где находился штаб; написал, на имя полковника Ньюбери, первую строчку. Тут остановился, но пера от бумаги не отнимал.
— Какое имя вы хотите в этот раз?
— Тревожно мне, — сказала Бабушка. — Нам не следует рисковать.
— В тот раз мы были на «Фэ». Счас, значит, — «Хэ». Придумывайте имя на «Хэ».
— Миссис Мэри Харрис, — сказала Бабушка.
— «Мэри» уж было, — возразил Ринго. — А как Плюрелла Харрис?
— Тревожно мне нынче, — сказала Бабушка.
— Мизз Плюрелла Харрис, — выговорил Ринго, перечеркивая. — Так ведь и «Пэ» уж было. А вот чего надо запомнить: когда у нас выйдут все буквы, так, по моему умению, мож быть, стоит взяться за числа. Тогда перебирай хоть до девять сот девяносто девяти, уж о чем тревожиться-то. — Он дописал приказ и подписался: «Генерал Смит»; приказ — в точности та бумага, что дал нам полковник Дик, и подпись генерала Смита — тоже в точности, только число мулов другое. Бабушка обернулась и посмотрела на меня.
— Скажи мистеру Сноупсу, чтоб к восходу был наготове, — сказала она.
Мы отправились в повозке, а за нами — Эб Сноупс и двое его людей верхом на мулах. Ехали с расчетом поспеть в бивуак к ужину, потому что, как установили Бабушка с Ринго, — это самое лучшее время — все животные под рукой, а люди слишком проголодались, или слишком хотят спать, или еще что-нибудь, чтобы быстро соображать, уж коли они вообще способны соображать, и мы как раз успеем забрать мулов и скрыться дотемна. Тогда, если они и решат погнаться за нами, к тому времени, пока отыщут нас впотьмах-то, смогут захватить только повозку да меня с Бабушкой, — вот и все.
Так мы и сделали; вот уж хорошо, что мы именно так сделали. Оставив Эба Сноупса и тех двоих с ним в лесу за бивуаком, мы с Бабушкой и с Ринго подъехали к палатке полковника Ньюбери точь-в-точь в нужное время, и Бабушка прошла мимо часового и вошла в палатку, прямая и тонкая, с шалью на плечах, со шляпой миссис Компсон на голове и зонтиком в одной руке и их с Ринго письмом от генерала Смита — в другой, а мы с Ринго остались в повозке, и смотрели на костры их кухни на опушке, и чуяли запах кофе и мяса. Бывало, Бабушка войдет в палатку или в дом, и тогда, через минуту, в палатке или в доме кто-то заорет, и тогда заорет часовой у входа, и тогда в палатку или в дом помчится сержант, а то даже и офицер, правда, по обыкновению лейтенант, и тогда мы с Ринго услышим, как кто-то выругается, и потом они все выйдут оттуда, Бабушка, прямая и твердая и ростом едва ли больше, чем кузен Денни из Хокхерста, а за ней трое или четверо разъяренных офицеров-янки, которые чем дальше, тем больше разъяряются. Потом они приведут привязанных один к другому мулов. Бабушка с Ринго научились рассчитывать все до секунды; света едва хватало, чтоб определить, что это мулы, и Бабушка забиралась в фургон, а Ринго, свесив ноги сквозь прорезь в заднем борту повозки, держал веревку, и мы отправлялись не спеша, так что к тому времени, как мы доберемся к тому месту, где в лесу дожидается со своими Эб Сноупс, уже и не определить, что это мулы. Тогда Ринго пересядет на головного мула, они свернут в лес, а мы с Бабушкой поедем домой.
Так мы и на этот раз сделали; только на этот раз оно и случилось. Мы даже и своей упряжки не могли разглядеть, когда услышали, что нас нагоняют, услышали галоп копыт. Налетели стремительно и яростно; Бабушка вскочила, прямая и быстрая, сжимая зонтик миссис Компсон.
— Черт бы побрал этого Ринго! — сказала она. — Я все время сомневалась нынче.
И потом нас окружили со всех сторон, словно сама тьма спустилась на нас вместе с лошадьми и разъяренными людьми, которые орали: «Стой! Стой! Если попытаются бежать, стреляй в упряжку!», мы с Бабушкой сидим в повозке, и люди дергают упряжку и тянут ее назад, а упряжка тянет вперед и натягивает постромки, и кто-то из них вопит: «Где мулы? Мулы исчезли!», и офицер ругается и орет: «Конечно, исчезли!», и клянет Бабушку, и тьму, и солдат, и мулов. Потом кто-то выбил огонь, и, поскольку
