Современная комедия - Джон Голсуорси
Боддик, очевидно наделенный даром предвидения, ушел в рощу. «Он – единственное мое утешение», – подумал Майкл.
Проводив приезжих в кухню, служившую в то же время столовой, Майкл достал бутылку рома, печенье и термос с горячим кофе.
– Мне ужасно досадно, что здесь такой беспорядок. Но, кажется, дом сухой и одеял много. Неприятный запах от этих керосиновых ламп. Вы скоро ко всему привыкнете, мистер Суэн: ведь вы побывали на войне. Миссис Бергфелд, вы как будто озябли: налейте-ка рому в кофе – мы так делали перед атакой.
Все налили себе рому, что возымело свое действие. У миссис Бергфелд порозовели щеки и потемнели глаза. Суэн заметил, что домик хоть куда, а Бергфелд приготовился произнести речь, но Майкл его прервал:
– Боддик вам все объяснит и покажет. Я должен ехать: боюсь опоздать на поезд.
Дорогой он размышлял о том, что покинул свой отряд перед самой атакой. Сегодня он должен быть на званом обеде: яркий свет, драгоценности и картины, вино и болтовня. На деньги, каких стоит такой обед, его безработные могли бы просуществовать несколько месяцев, но о них и им подобных никто не думает. Если он обратит на это внимание Флер, она скажет: «Мой милый мальчик, ведь это точно из романа Гордона Минхо. Ты делаешься сентиментальным!»
И он почувствует себя дураком. Или, быть может, посмотрит на ее изящную головку и подумает: «Легкий способ разрешать проблемы, моя дорогая, но те, кто так подходит к делу, страдают недомыслием». А потом глаза его скользнут вниз по ее белой шее, и кровь у него закипит, и рассудок восстанет против такого богохульства, ибо за ним – конец счастью. Дело в том, что наряду с фоггартизмом и курами Майклу подчас приходили в голову серьезные мысли в такие минуты, когда у Флер никаких мыслей не было, и, умудренный любовью, он знал, что ее не переделаешь и надо привыкать. Обращение таких, как она, возможно только в дешевых романах. Приятно, когда эгоистка-героиня, забыв обо всех земных благах, начинает заботиться о тех, у кого их нет, но в жизни так не бывает. Хорошо еще, что Флер так изящно маскирует свой эгоизм. И с Китом… впрочем, Кит – это она сама!
Вот почему Майкл не заговорил с Флер о своих безработных, когда ехал с ней обедать на Итон-сквер. Вместо этого он прослушал лекцию об одной высокой особе, в жилах которой текла королевская кровь, – эта особа должна была присутствовать на обеде. Он подивился осведомленности Флер.
– Она интересуется социальными вопросами. И не забудь, Майкл, – нельзя садиться, пока она не пригласит тебя сесть, и не вставай, пока не встанет она.
Майкл усмехнулся:
– Должно быть, там будут всякие важные птицы. Не понимаю, зачем они пригласили нас.
Но Флер промолчала: видно, обдумывала свой реверанс.
Особа королевской крови держала себя любезно, обед был великолепен, ели с золотых тарелок, блюда подавались с невероятной быстротой, что Флер приняла к сведению. Из двадцати четырех обедавших она была знакома с пятью, а остальных знала смутно, больше по иллюстрированным журналам. Там она видела их всех – они разглядывали на ипподромах скаковых лошадей, появлялись на фотоснимках со своими детьми или собаками, произносили речи о колониях или целились в летящую куропатку. Она тотчас же догадалась, почему их с Майклом пригласили на обед. Его речь! Словно новый экземпляр в зоологическом саду, он возбуждал любопытство. Она видела, как гости посматривали в его сторону: он сидел напротив нее, между двумя толстыми леди в жемчугах. Возбужденная и очень хорошенькая, Флер флиртовала с адмиралом, сидевшим по правую ее руку, и энергично защищала Майкла от нападок товарища министра, сидевшего слева. Адмирал был сражен, товарищ министра, по молодости лет, устоял.
– Недостаток знания – опасная вещь, миссис Монт, – сказал он, когда настала его очередь.
– Где-то я об этом читала, – сказала Флер. – Уж не в Библии ли?
Товарищ министра вздернул подбородок.
– Быть может, мы, работники министерства, знаем слишком много, но, несомненно, ваш супруг знает недостаточно. Фоггартизм – забавная теория, но и только!
– Посмотрим, – сказала Флер. – А вы что скажете, адмирал?
– Фоггартизм? Что это такое? Какой-нибудь новый «луч смерти»? Знаете ли, миссис Монт, я вчера видел одного человека, так он – честное слово – открыл луч такой силы, что проходит через трех быков и девятидюймовую кирпичную стену и поражает осла, стоящего за стеной.
Флер искоса взглянула на своего соседа слева и, наклонившись к адмиралу, прошептала:
– Хорошо бы вам поразить осла, сидящего от меня по левую руку: он в этом нуждается, – а я тоньше девятидюймовой стены.
Но адмирал не успел направить свой «луч смерти»: особа королевской крови встала из-за стола.
В гостиной, куда перешли дамы, Флер, некоторое время мало говорила и многое подмечала, потом к ней подошла хозяйка дома.
– Моя дорогая, ее высочество…
Флер, собираясь с мыслями, последовала за хозяйкой.
Сердечным жестом белой руки ей указали место на диване. Флер села. Сердечный голос сказал:
– Какую интересную речь произнес ваш муж! Она показалась мне такой новой и свежей.
– Да, мэм, – ответила Флер, – но говорят, что это ни к чему не поведет.
Улыбка скользнула по губам, не тронутым краской.
– Возможно. Он давно в парламенте?
– Только год.
– А! Мне понравилось, что он выступил в защиту детей.
– Кое-кто находит, что он проповедует новый вид рабства для детей.
– В самом деле? А у вас есть дети?
– Один ребенок, – сказала Флер. – И признаюсь, я бы не согласилась с ним расстаться, когда ему исполнится четырнадцать лет.
– Да? А вы давно замужем?
– Четыре года.
В эту минуту кто-то привлек к себе внимание высокой особы, и она вежливо закончила разговор. Флер показалось, что ее высочество осталась не вполне довольна ее семейной статистикой.
Домой они возвращались в такси, медленно пробиравшемся сквозь густой туман. Флер была оживлена и взволнована, а Майкл молчал.
– Что с тобой, дорогой?
Тотчас же его рука легла ей на колено.
– Прости, милочка! Но, право же, как подумаешь…
– О чем? Ты имел успех, привлек всеобщее внимание.
– Все это – игра. Подавай им что-нибудь новенькое!
– Принцесса очень мило о тебе отзывалась.
– Ой, бедняжка! Впрочем, к чему только не привыкнешь!
Флер засмеялась, а Майкл продолжил:
– За каждую новую идею хватаются и говорят столько, что она погибает. Дальше слов
