Давай никому не скажем
Сегодня у отца день рождения. Не юбилей, но отметить родители решили с размахом: позвали кучу гостей, заказали музыкантов, огромный торт и даже организовали салют, который должен с помпой завершить праздничный вечер. Не оставляя надежд в будущем баллотироваться на пост мэра, отец пригласил всех «нужных» людей города: половина из них уже пришли и вальяжно разгуливали по гостиной как у себя дома.
Очевидно, что никому из них и дела нет до отца, как до человека, а поздравить все пришли, преследуя свою выгоду. Где как не на вечеринке у влиятельного человека завязывать полезные знакомства и обрастать нужными связями? Насквозь прогнивший мир политики и бизнеса, все друг друга используют в своих целях, прикрываясь фальшивыми улыбками.
Присутствовать на этом бале лицемерия не было никакого желания, но по просьбе матери все же надел рубашку и костюм, пообещав, что никуда не сбегу и буду вести себя прилично. Даже великодушно согласился помочь с организацией, из-за чего пришлось прогулять шарагу. Впрочем, последнее далось легче всего.
Отец, чтобы унять свою фонтанирующую через край нервозность, с самого утра принимал на грудь, из-за чего взгляд уже поплыл, что очень разозлило мать, которая весь день шипела ему на ухо, что нужно держать «лицо».
— Лариса Рудольфовна, как я рад вас видеть, — раскрыв для объятий руки, отец двинулся ко входу, встречая высокую блондинку в дорогом кашемировом пальто под леопарда. Натянув улыбку, гостья поцеловала воздух у щеки именинника и всучила в руки небольшую продолговатую коробку.
— А это, стало быть, ваш сын? — кивнула на меня женщина-леопард, рассматривая словно под микроскопом.
— Да, мам, это Ян, я же тебе говорила, — в дверях нарисовалась Минаева в чересчур коротком черном платье и с вызывающей красной помадой на губах.
Она-то какого черта здесь делает?
— Знакомься, это моя мамочка, — Полина приобняла за талию блондинку.
Симпатичная, со следами былой красоты на тщательно загримированном лице и печатью недоверия в глазах. Оценивая профессиональным взглядом, минаевская родительница уже сделала обо мне какие-то выводы. Что ж, решил ее разочаровать.
— Стало быть, вы и есть тот самый злостный судья, которого все так боятся и с которым никто не хочет связываться?
— Ну, почему же боятся и не хотят? Наверное, ты хотел сказать — уважают и опасаются? — поправила Лариса Рудольфовна.
— Да нет, я сказал то, что сказал.
— Ян! — вмешалась мать, испепеляя меня одним из своих «страшных» взглядов. Тут же натянула улыбку, взяла судью по руку и повела показывать дом.
Если они думали, что я, как все, буду приседать в реверансе перед каждым толстосумом, то им придется жестоко обломаться. Праздник еще толком не начался, но уже был поперек горла.
Оставив компанию плясать друг перед другом на задних лапках, пошел на второй этаж в свою комнату. Минаева, стуча каблуками, заторопилась следом.
— Твой отец мою маму на свой день рождения позвал, ну и я с ней. Надеюсь, ты не против?
— Не против, — безразлично бросил, не оборачиваясь. Как будто если бы я был против, это что-то изменило.
Войдя в комнату, взял со стола початую бутылку виски, которую понемногу потягивал весь день. Тут я не мог не согласиться с отцом — без допинга такую катавасию выдержать трудно.
Открыв крышку, плеснул горючее в стакан, в котором сиротливо плавали два практически растаявших кубика льда.
— Ого, то-то я и смотрю, что ты такой смелый, — хихикнула Полина и, присаживаясь в кресло, нарочито сексуально закинула ногу на ногу. — Матушке моей дерзить не каждый осмелится. Налей-ка мне тоже.
— А мама не заругает?
— Ну мы же ей не скажем, верно? — с вызовом заглядывая в глаза, Полина протянула руку и, забрав стакан, залпом осушила содержимое. Сдвинув брови, протяжно выдохнула. — Еще.
— Ты сюда надраться пришла? — усмехнулся, но стакан все-таки забрал, плеснув еще грамм пятьдесят. — Смотри, это тебе не винишко, развезет — мало не покажется.
— Может, я как раз и хочу надраться, — выпив виски, Минаева с улыбкой поставила стакан на край стола.
И так с излишком нарумяненные щеки стали еще краснее, глаза лихорадочно заблестели.
Раньше мне казалось, что хоть она и глуповатая, но очень красивая, но глядя на нее сейчас, в этом шлюховатом платье и жутком боевом раскрасе, понял, что нет в ней ничего особенного. Все эти ее тряпки и побрякушки всего лишь пыль в глаза таким идиотам типа Горшка, кто падок на внешнюю оболочку и кому плевать на содержимое под яркой оберткой.
На самом деле это странно, обычно алкоголь смазывает картину и делает людей красивее, в моем же случае, видимо, все работало с точностью до наоборот.
— А у тебя здесь мило, — оглядывая комнату, прощебетала Полина. — Синтезатор? Как здорово! Сыграешь для меня?
— Нет, — коротко отрезал я и, забрав с подоконника пачку сигарет, вышел на балкон.
Минаева скисла, но вида не подала, продолжая держать хорошую мину.
Она сидела в том же кресле, где еще позавчера сидела Яна Альбертовна. Безусловно гораздо более яркая, раскованная, но абсолютно неинтересная. Как елочная игрушка: красиво, но на этом все. А ведь еще совсем недавно я думал о том, чтобы с ней замутить. Сейчас эта мысль казалась абсурдной. Для чего, зачем? Ради секса? Конечно, секса хотелось, но с некоторых пор Минаева перестала привлекать меня в этом плане. Так что ее игриво оголенные плечи и колени не возымели должного действия.
