Мартти Ларни - Современная финская новелла
Мальчик ответил: — Приведу.
Придя домой, он налил Тессу молока и, пока она лакала, разбрызгивая молоко, вспомнил, как девочка падала перед нею на колени, и попытался сам сделать то же: чуть наклонил голову набок, придал своим глазам глубоко задумчивое выражение, какое было у девочки, тихонько погладил Тессу по спине.
7На следующее утро, и еще, и еще, пока дачники жили у крестного, мальчик ходил туда; он пошел туда и после того, как дачники уехали, бродил вместе с Тессу по выгону, около сарая и по опушке леса, ходил вдоль водоотводной канавы и у ручья, и хотя, пока шло лето, они каждый день придумывали что-нибудь новое, самой яркой в его душе осталась та минута, когда девочка, склонив голову набок и не шевелясь, смотрела на Тессу, обнюхивавшую камни. Ибо с этой минуты началось лето, в котором было в достатке всего.
Ойва Арвола
Исцелитель живых и мертвых
Перевод с финского Р. Виртанен
В приходе Хятямаа, что был окружен сопками и насчитывал с пять тысяч оленей и столько же жителей-крестьян, оленеводов, поселенцев и, конечно же, чиновников, занятием которых было листать бумажки в учреждениях, вести разговоры и переговоры, бдить, чтобы жители не крали государственный лес, не рыбачили в запретный сезон, исправно платили бы налоги и долги и вели себя во всем пристойно, наконец-таки, после многолетних ожиданий и запросов, появился свой доктор.
До сих пор врачеванье в местной больнице шло по телефону. Все происходило следующим образом: недужный приползал за помощью к медсестре, рассказывал о своих болях и болячках. Медсестра, жена приходского таксиста и по этой причине привязанная до конца своей жизни к Хятямаа, выслушивала жалобы пациентов, ставила диагноз, насколько ей позволяли это сделать знания и образование, затем звонила врачу в соседний приход, пересказывала по телефону симптомы болезни, оценивала состояние здоровья и степень заболевания. Врач, и без того перегруженный работой, правда всегда готовый помочь, обычно соглашался с поставленным медсестрой диагнозом, отдавал по телефону распоряжения и отсылал в аптеку заказы на лекарства.
Вот так, более или менее удачно, шло врачеванье в этих местах. Положение по статистике было не из худших, к тому же брались во внимание атмосферные и прочие явления. Пожилых людей в приходе было много. Молодежь в поисках работы разъехалась кто куда.
Когда случались эпидемии, сюда по просьбе жителей заглядывал какой-нибудь едва оперившийся кандидат медицины, чтобы попрактиковать, а точнее сказать, несколько улучшить свое материальное положение и потом иметь возможность совершенствоваться. В целом его появление никак не отражалось на состоянии здоровья прихожан. Далеко не все, нуждающиеся в помощи врача, успевали даже лицезреть его. Он вскоре исчезал, оставляя на двери приемной записку: «Временно закрыто».
И вот свой врач. Верить ли этому? Верить. За короткое время это известие обошло Хятямаа из края в край. Все стали прислушиваться к себе: болит? щемит? колет? бессонница? чтобы с этим отправиться к врачу и увидеть чудо, неведомо откуда появившееся и как прозываемое. А через неделю местная сплетница, газета «Новости Хятямаа», которую бесплатно доставляли во все хозяйства, поведала прихожанам: «Ревекка Мертси, девушка из Тампере — первый врач в приходе Хятямаа. Она — приверженец так называемого нового направления в медицине. В частности, занимается буддизмом, нудизмом, трансцендентальным созерцанием, ветеринарией и иглотерапией. Гарантирует безболезненную смерть». Рекламу дополняла фотография молодой женщины с улыбающимися глазами, волевым лицом и угольно-черными волосами. Глаза, как выяснилось позже, были зелеными.
Каждое слово газетной рекламы обсуждали и подвергали тщательной перепроверке. Всеобщий интерес не знал границ. За чашкой кофе только и судачили, что о враче. Рождались недоброжелательные догадки.
— Видать, современный человек! Да только что это значит — буддизм? — спрашивала Сеппяля, обожавшая красоту жизни жена бедного поселянина, заботой которой были цветы на могилах здешнего кладбища.
— Видно, очень сложная наука, которой они теперь занимаются. Вроде как раньше гадали на зеркале или играли в спиритизм, — строила догадки соседка Мялянен, работавшая уборщицей в школе, — она была человеком твердой веры.
— А это транскентное созерцание, говорят, чистая ерунда, — пояснила со знанием дела Раума Юти. Она раньше содержала кафе, но вынуждена была оставить работу из-за болезни сердца. Теперь держалась на нитроглицерине.
— Откуда тебе знать? Или сама испытала? — донимала Сеппяля.
— Не пробовала я, да и не сунусь, но, говорят, будто наш директор школы погружался в некую нирвану, — ответила Раума Юти.
— А это что такое? — не отступала Сеппяля.
— Да как сказать — что-то вроде пляски духов. Так говорят.
— Тьфу! И чтобы наш директор туда же? — с испугом произнесла Мялянен.
— Может, это не танец? Да еще с духами…
— Все едино — грех есть грех, даже если духи пляшут! — вынесла приговор Мялянен.
— А о нудизме-то вы читали? — фыркнула Сеппяля.
— О нудизме?
— Ну да.
— Нет, а это как?
— Забавная штука! Это чтобы никакой ниточки на тебе не было, — рассказывала Сеппяля.
— О, гром тебя срази! — качала головой Мялянен.
— И что же, эта Мертси занимается таким делом? — спросила Раума Юти.
— Вы что, не знаете? В газете же было! — сказала Сеппяля.
— И что, снова будет как при Халликайнене, и люди будут носиться по деревне с голым задом? — ужасалась Мялянен.
— Да и при Халликайнене так не бегали по деревне. Это он нагишом показывал свои прелести, — вспомнила Раума Юти.
В приходе Хятямаа недолго проживал некий Халликайнен. Служил он на телеграфе, затем на строительстве релейной линии. Родом был с юга. Имел большую семью — жену и восемь дочерей. Снимал имение Сарппинена. Был этот Халликайнен весь наружу, и свою наготу объяснял тем, что дышит через низ как туберкулезники, у которых легкие не работают.
Прихожане скинулись и купили Халликайнену легкий летний костюм, выразив при этом робкое пожелание, чтобы тот носил его. Халликайнен вежливо поблагодарил за подарок, одел единожды в воскресенье, отметив, что костюм ему впору. «Буду носить ближе к осени, когда станет прохладней», — пообещал он.
Для жителей нижней деревни прихода Халликайнен стал сущей бедой. Они ходили по делам и за покупками в центр деревни мимо дома Сарппинена. И надо же случиться, что в самое светлое летнее время Халликайнен проводил здесь свой законный отпуск — целыми днями на глазах у людей. Жители нижней деревни даже составили петицию, под которой, как и подобает, подписалась вся деревня. Делегация из трех человек вручила ее ленсману с требованием, чтобы тот в качестве блюстителя законности вмешался в дело и заставил Халликайнена под угрозой штрафа ходить хотя бы в трусах. «Можно еще как-то стерпеть его волосатую грудь, что, впрочем, тоже вызывало негодование женщин старшего возраста, но чтобы без штанов… это ужасно!» — такое мнение высказал, прощаясь с ленсманом, техник по древесине Хулкконен, который возглавлял делегацию и совет уполномоченных церковного прихода.
После изучения вопроса ленсман пришел к решению, что поскольку дом Сарппинена — частная территория, отделенная от прочего мира забором из рябинок, в это лето, правда, по какой-то причине совершенно голых, — он не имеет права вмешиваться в дело. Большим юмористом сочли ленсмана жители нижней деревни, особенно когда он посоветовал им обходить дом Сарппинена или придумать еще что-либо для собственного успокоения. Женщинам ничего не оставалось, как отворачиваться, поравнявшись с домом Халликайнена, либо закрывать лицо платком, как это делают на Востоке. Однако слухи донесли, что чей-то прикрытый платком женский глаз успел все же разглядеть могучее естество Халликайнена. И, если верить сказанному, было на что посмотреть.
— Ой, нечистая сила! — причитала Мялянен. — А что, если эта докторша такая же, что с нами-то будет?
— Найдутся дураки, что побегут за докторшей, если она вздумает, не прикрыв свой срам, носиться вихрем по деревне, — уверяла Раума.
— Да уж конечно найдутся! Каких только любителей не бывает! — подхватила Сеппяля.
— И чем мы бога прогневили, что посылает нам новую напасть?
— И не говори!
— Да кто знает, может, она не такая!
— На вид такая.
В самом центре прихода Хятямаа высилась платформа, куда жители свозили бидоны с молоком. Прозвали ее Трибуной, ибо это было место оживленного обсуждения жгучих мировых проблем и обмена новостями. В эти дни, когда встречались тут жители, всякий разговор как бы невзначай, сам по себе, непременно начинался с врача.
