Хладная рать - Анастасия Командор
— Западный ветер несёт смрад мертвечины, — задумчиво проговорила толковательница, вырывая Ингвара из воспоминаний. — Тьма накрыла земли… Чужие земли?
— Должно быть, чужие.
— Земли ранндов ты видел. Это они строят высокие серые стены. А тьма означает противостояние. Войну или чью-то волю, что пытается установить господство.
— В видении я был на коленях. Означает ли это, что ормарры склонятся перед завоевателем из народа ранндов?
— Если Владыка змей показал тебе лишь чужой край, значит, его послание связано именно с тобой, а не со всем народом. — Толковательница распрямила плечи, подняла голову, а ее закрытые глаза, казалось, устремлены прямо на Ингвара. — Вот, что я думаю: Владыка хочет, чтобы ты отправился на чужбину. Отыщи эту девушку и стань ее союзником. Не просто так Владыка показал ее. Она — ключ к тому, что может произойти, часть плана Владыки. Запах мертвечины идёт с чужих земель… А твое видение означает для нас перемены.
— Я должен отправиться к ранндам? — переспросил воин, изогнув бровь. — У нас война, не забыла? Меня убьют прежде, чем я успею сказать хоть слово.
— Владыка не пошлет своего избранного на безнадежное дело, — убеждённо возразила женщина. — Но не забывай, что Сернебок не помогает тем, кто не помогает себе сам. Он любит сильных и презирает слабых.
— Знаю. Я не подведу его.
— И помни, что за пределами нашего священного леса тебя может ждать что угодно. Боги ранндов или безразличны, или давно мертвы. Они не помогают никому — ни слабым, ни сильным. Их леса опасны и полны тварей, которые в наших местах встречаются редко.
— Я не боюсь ничего, — ответил Ингвар по канону. — Смерть давно смотрит мне в затылок.
Толковательница кивнула и медленно поднялась с колен. Ее просторное темное одеяние зашуршало в тишине хижины и затрепетало множеством складок. Ингвар поднялся следом за ней. В полный рост его макушка едва не упиралась в крышу жилища, толковательница же казалась крохотной рядом с ним. Она слепо потянулась тонкими руками к его лицу, провела пальцами по шрамам на щеках.
— Владыка змей укажет тебе верный путь. Служи ему, и будешь вознагражден. — Потом отступила на шаг и повернулась к темноте, куда не дотягивался тусклый свет из дымового окна. — Я соберу тебе в дорогу травы для вещего отвара.
Воин покорно ждал, тогда как сердце разогналось в груди от волнения и предвкушения. Владыка выбрал его среди многих, и Ингвар собирался сделать все, чтобы оправдать ожидания бога.
Глава 5. Клятва на крови
В полдень, когда богу Солнца лучше всего видно Явь, звон колокола разнесся над стольным градом, созывая вече. Хоть прежний князь оставил править после своей смерти дочь, последнее слово оставалось за вече — народ мог согласиться с ним и принять его последнюю волю, но мог и выразить протест. Тогда стали бы выбирать нового князя, которому доверяют и которого считают достойным.
Мера волновалась. У нее не было времени как следует подготовиться к собранию, как это делали прежние князья: одних задобрить, других припугнуть, третьим пообещать выгоды. Пусть в последние годы вече собиралось редко и было чистой формальностью (ведь никто не смел перечить князю Велимиру). Благодаря этому у народа создавалась уверенность, что они участвуют в принятии важных решений и могут повлиять на них.
Зная, как на самом деле происходит голосование на вече, Мера получила и ещё один повод для беспокойства. Возможно, ее предполагаемые враги сумели заручиться общественной поддержкой заранее, и всего через четверть свечи она лишится всего, что у нее осталось. Воспоминания о ночном разговоре с самой собой так и лезли в голову, усугубляя и без того достаточную тревогу. Как за соломинку Мера цеплялась за мысль, что у врагов тоже не было времени подготовиться.
В сопровождении вооруженной гриди из числа младшей дружины княжна шла к площади. Вот-вот она должна была стать или княгиней, или изгнанницей. Сердце бешено колотилось в груди, но на лице ее душевные переживания никак не отражались. С холодной уверенностью, с серьёзностью, приличествующей торжественности момента, она выдерживала направленные к ней взгляды десятков человек.
Здесь были дворяне и бояре, купцы, представители общин, а также княжья дружина. Позади всех стояли те, кто не имел права голоса — ремесленники, холопы, смерды, рядовые кметы и общинники. Они пришли посмотреть на княжну, послушать чужие клятвы, чтобы потом согласиться с любым решением, принятым на вече, ибо другого им не дано.
Княжна взошла на помост, где уже ждал волхв — седобородый старец с изборожденным морщинами лицом и блуждающим взглядом, посредник между людьми и богами, слышащий их шепот. Темное просторное одеяние на нем трепетало и хлопало в порывах ледяного осеннего ветра, бренчали многочисленные костяные обереги, деревянные бусины и серебряные круги, на плечах лежала целиковая волчья шкура. Он дождался тишины, развел руки в стороны и начал вступительное слово, перекрывая не по годам сильным голосом затухающие в толпе разговоры.
Мера едва слушала его. Она повторяла про себя слова собственной клятвы, скользила бесстрастным взглядом по обращенным к ней лицам и пыталась понять загодя, каково их решение. Страшно было стоять перед всей этой толпой, она чувствовала себя голой, ощущала десятки оценивающих взглядов, что примерялись к ней, словно к выставленной на рынке породистой кобыле. Благо, темно-бордовый опашень с его многочисленными складками и длинными рукавами мог скрыть дрожь в руках.
— Я стою перед вами, — громко произнесла Мера, когда волхв предоставил ей слово, — потому что того хотел князь Велимир. Вы все знаете его и можете судить по его деяниям. Он сражался с вами бок о бок многие годы и отдал за вас жизнь. Во славе умереть за свой народ — лучшая участь для него, ведь он был не просто князем: отцом для вас, другом и братом. Он и мне был отцом. Велимир воспитывал меня и сына своего одинаково с той лишь разницей, что закалял Светозара в сражениях. Да, я не мой отец. Но его образ мыслей, его правда, цели — они мои тоже, ведь он внушал мне их сызмальства. Его бесстрашное, добродетельное сердце стучит теперь в моей груди. Я встану за свой народ и умру за него, как всякая мать с радостью отдаст жизнь за детей.
На площади воцарилось молчание, лишь ветер завывал да кричали птицы. Мера тяжело дышала, ее щеки порозовели от волнения и кружилась голова. Она возвышалась над толпой едва живая, но с твердым взглядом, гордо расправив плечи.
Мгновения обернулись вечностью. Лица расплылись перед глазами.
Но
