Пирамиды - Виталий Александрович Жигалкин
— Ну как вы?.. Ничего… Какая болезнь-то?
— Что? — вспыхнув, переспросила Зина. Она оказалась в щекотливом положении, растерялась, замялась. Руководитель понял ее по-своему, тоже смутился.
— Извините, пожалуйста, — сказал он. — Так бестактно!..
В обеденный перерыв Зина звонила с телефона-автомата в поликлинику и со смехом справлялась у Бориса:
— Как охать, стонать? За что хвататься?
Борис долго, запинаясь, объяснял ей болезнь, раза три переспрашивал, поняла ли она. Голос у него был взволнованный.
— Я, понимаете, никогда еще такой больничный… и вот…
Зина слушала его, и ей казалось, что Борис чуточку влюблен в нее.
«Заикается… такой внимательный…» И ей было приятно это, как, впрочем, и всякой женщине.
— Хороший он парень, — говорила Зина Игорю. — Нам нужно обязательно поддерживать с ним связь. Вдруг что-нибудь — и он всегда сможет помочь… А потом… Потом, мне кажется, он ко мне неравнодушен…
Игорь одно время ревновал Зину к Борису, запрещал ходить к нему на приемы, злился при одном упоминании его имени.
— Глупышка, — успокаивала его Зина. — Ничего не будет. Разве может понравиться малорослый плюгавенький мужчина? Ну, пузырик?
Но все это было давно, еще осенью прошлого года. И уже забылось. А вот сегодня вдруг опять вспомнилось, и, смешно, никакой ревности Игорь не почувствовал. Даже, напротив, подумал:
«Если он влюблен в нее — он сделает все…»
Игорь сбегал в магазин за коньяком, приготовил тесто, переоделся, небрежно разбросал по журнальному столику яркие номера отечественных и зарубежных «Экранов», включил магнитофон.
— Тур-рум-пум-пум, тур-рум-пум-пум, — бодро напевал он под музыку. Настроение резко изменилось. У него появилась беспредельная уверенность, что Зина сделает все, как надо.
«Ладость моя слов на ветел не блосает».
Он был немного эксцентричный. Ему хватало всего чуть-чуть, чтобы расстроиться, и чуть-чуть, чтобы возликовать.
— Тур-рум-пум-пум, тур-рум-пум-пум, — пел он, по-сумасшедшему раскачиваясь в кресле и улыбаясь во весь рот.
Раздался звонок. Игорь вскочил, оглядел себя в зеркало: отутюженные брюки, изящная пиджак-рубашка, ультрамодная прическа «Десять дней на свободе» — он даже от удовольствия подмигнул себе.
«Славный парнишечка!»
Ему хотелось быть сегодня искряще-веселым, остроумным, находчивым, хотелось поразить Бориса подчеркнуто элегантным видом.
Он распахнул дверь, шутливо согнув спину в угодливой позе, как образцовый кельнер, но тут же выпрямился, сконфузился: у порога стоял улыбающийся Андреев. Улыбка у него была широченная, открытая, обнажавшая некрасивые редкие зубы.
«Вот и все… в тартарары», — пронеслось в голове…
VI
Зины не было полчаса, час, подходило уже к двум. Игорь нервничал, грыз ногти, почти не слушал Андреева.
«Может, Борис отказал? Может, занят сегодня?.. Черт побери, тогда все летит… Господи, где же она? Где же?!»
Дважды совсем некстати он перебивал Андреева и сверял время. Все было правильно.
«Так где же она? Где?! Может, у Бориса прием до девяти, а?..»
Андреев энергично топтался в пыльных ботинках по недавно купленному ковру, для чего-то включал и выключал торшер, качался в кресле и без конца говорил, вспоминал, смеялся.
«Кто ты, что ты? — с раздражением думал Игорь, глядя на его улыбающуюся физиономию. — Что нас роднит сейчас? Воспоминания? Только?»
Конечно, это было трогательно и немножко смешно, как они ходили к Инке, с фармацевтического, большеглазой, всегда вроде бы чуточку удивленной. Андреев в нее был влюблен по уши.
— Когда она смотрит на меня — я дематериализуюсь, я исчезаю, я не чувствую себя. Веришь? Я ничего не хочу, мне бы только смотреть и смотреть…
Они часто вечерами сидели у нее в комнате, Игорь молол всякий вздор, а Андреев молчал и листал медицинские книжки. И он был безмерно счастлив от таких рандеву.
— Так бы всю жизнь… — шептал он, лежа вечером у себя в комнате.
А потом Инка позвонила Игорю, долго дышала в трубку и вдруг сказала:
— Я люблю тебя, Игорь.
Получилось глупое положение. Игорь как-то объяснялся, наговорил черт знает что о мужской дружбе, каких-то непреложных законах… А Андреев весь тот вечер проплакал: лежал на кровати, смотрел недвижно в потолок, и слезы медленно текли и текли по его щекам…
«Господи, Зина может прийти с минуты на минуту, а он все сидит, треплется и треплется. Он же не даст ни о чем поговорить!.. Черт!»
Андреев звучно и весело смеялся, ходил, оглядывал себя в зеркало, приглаживая непокорный чубчик. Его широкоскулое лицо украшали только пытливые умные глаза.
— А помнишь?.. Ха-ха-ха, — только и слышалось от него.
— Да, да, — машинально кивал Игорь. Он, конечно же, помнил, как шли они однажды из кино, а во дворе одного дома дрались мужик с бабой. Баба была толстая, кажется, пьяная и от ударов тихонько повизгивала. Андреев набросился на мужика, сбил его с ног, стал пинать. Вывернулись еще мужики, насели на Андреева. Он вырвался, выставил вперед кулак и, разгонясь, как тараном, ширял им в раскрасневшиеся рожи.
— Аркашка, брось! Брось!! — хватал его Игорь. — Еще милиция… Выставят же из университета.
Игорь был в новом костюме, очках, отскакивал от дерущихся. Кто-то приварил ему один раз, потом еще раз. Очки упали.
— Аркашка! — заорал он. — Бежим!
Он удрал злой, с рассеченной скулой. А Аркашка пришел домой только через час, в крови, в порванной рубашке.
— Гады, — шипел он и плевался. — Животные. Глупую слабенькую бабенку…
Игорь смотрел на него с ненавистью: на пиджаке оказалось какое-то масленое пятно, саднило скулу.
«Сдалась ему эта баба. Не убили бы… Сидим сейчас раскрашенные, как папуасы на празднике».
Он готов был сам избить Андреева…
Часы показывали уже восемь. Андреев сел в кресло и закурил дешевенькую папиросу. Он открыл коробку спичек и стряхивал пепел туда. Иногда пепел падал прямо на столик, скатывался на ковер. Игорь сунул ему пепельницу в виде порванного башмака.
— Ишь ты, оригинальная штучка, — сказал Андреев и стал вертеть ее в руках. А пепел по-прежнему стряхивал в коробку.
«Ведет себя, как в лесу… Еще бы плевал на ковер… Троглодит…»
Где-то в душе Игорь чувствовал, что несправедлив к Андрееву, простому, хорошему парню. И это почти бесило его.
«Да, да, он старый друг. Ну и что? В другое время я безусловно был бы рад ему. Но сейчас — квартира, где-то Зина пропала… Черт знает, голова идет кругом! И вот забавляйся…»
А Андреев все вспоминал, рассказывал.
— Молоток мой сделали. Не я. Один товарищ там докончил… Сила?..
Сейчас, может, это была и сила, а тогда просто слезы. Шла сессия, кругом готовились к экзаменам, а Андреев в это время денно и нощно носился с идеей соленоидного молотка.
