Пирамиды - Виталий Александрович Жигалкин
«Все-таки я счастливый, — подумал он. — Такая работа, город… Другие и не мечтают об этом».
Он тихо заулыбался своим мыслям…
III
А после обеда все пошло вверх тормашками…
Кто-то принес слух, будто бы на отдел дают двухкомнатную квартиру. И прямо в центре города. Может быть, еще все это было враньем, пустой болтовней, но в отделе словно бомба взорвалась: начался крик, слезы, споры. Наталья Львовна сперва спокойно, с обворожительной улыбкой радовала всех, что наконец-то она сможет выполнить свой дочерний долг и взять к себе в новую квартиру свою маму. Она даже какие-то счастливо-дурацкие стишки полуспела-полупродекламировала:
И заживем мы дружною
С мамою семьей.
Владимир Иванович, как обычно, загорячился, разорался, собрал все в кучу, праведное и грешное.
— Мама, мама! — передразнивал он Наталью Львовну. — У всех у нас мамы. У вас двухкомнатная же… А я, можно сказать, под открытым небом. Квартира тещина… Оклад и так самый маленький… Выгонит теща — и все… Мебель, немецкий гарнитур… Каждый день простуженный…
У него ничего нельзя было понять.
Наталья Львовна расплакалась, что-то невнятное бормотала сквозь слезы, шмыгала носом.
Петр Евдокимович похохатывал, подзадоривал их:
— Ну-ка, ну-ка. Бобик — усь, Жучка — не трусь…
Игорь тоже кричал, увлеченный общим ажиотажем и боязнью опять остаться в дураках. В прошлом году осенью все смогли открутиться от уборочной, а он целый месяц на картошке вкалывал.
— Да тебе, брат, полезно — ишь как размордател, — ехидно подсмеивался потом Владимир Иванович, у которого в нужный час оказались дефектными почки, легкие и еще черт знает что. — У тебя, наверное, с рождения на лбу написано «пахать», а ты полез в учителя, инженеры…
Игорь сильно хотел набить ему рожу, но сдержался.
«За что? За то, что я сам оказался недотепой, простачком?»
Сегодня он, захваченный совсем врасплох, не очень находчиво вдруг бухнул, что у них в семье ожидается ребенок, а потом рьяно доказывал, что это на самом деле так.
— Может быть, не сегодня завтра…
— А у нас что, кутята рождаются? — парировал Владимир Иванович. — Кутята?!
Игорь был именинником, а ему почему-то казалось, что все должны ему уступать, быть предупредительными. Но темпераментный Владимир Иванович чуть за глотку не хватал. На душе было пакостно. И, к тому же, какой-то панический голос внутри трындил и трындил: «Ну вот и все. Все. И паршивая командировка, и эта проклятая квартира… Теперь новый год жизни пойдет через пень-колоду… Да, да, через пень-колоду…»
Впрочем, про день рождения Игоря все забыли. Спорили, орали, махали руками. Петру Евдокимовичу раза три пришлось спросить Владимира Ивановича о времени.
— Эй ты, петух, сколько на твоих золотых?
— Мало. Еще пятнадцать минут до звонка, — отмахнулся Владимир Иванович. — Вы говорите, у вашей мамы туберкулез… С туберкулезом еще, знаете…
— Не пятнадцать, а десять, — сухо уточнил Игорь.
— Десять? Ну я же говорил, туда-сюда-обратно, что его часам двух камней не хватает: один подложить, другим — ударить… Ха-ха-ха… Эй вы, десять минут осталось, а шампанское?! Забыли?
Только Игорь, видно было, помнил о шампанском и сидел нахохлившийся, злой. Спор оборвался, всем стало неловко.
— Да, да, — улыбаясь и все еще всхлипывая, защебетала Наталья Львовна. — Шампанское за дорогого нашего Игоря Васильевича, за его двадцать четыре года… Ой, какой вы молоденький, Игорь Васильевич! Можно я вас поцелую, а?
Игорь, зардевшись, позволил ей это.
Шампанское, как обычно, вручили Петру Евдокимовичу, признанному мастеру по открыванию бутылок. Он мог очень ловко скрутить головку и, что всего важнее, как-то наловчился попадать пробкой точно в дальний, над Владимиром Ивановичем, угол комнаты. Угол от частых таких выстрелов был уже прилично забрызган вином и почитался отделом чуть ли не как самая драгоценнейшая по управлению реликвия. Почитался, собственно, потому, что в нем Владимир Иванович очень уж потешно мог изображать желание выпить: заберется на стул и, упоенно закрыв глаза, обнюхивает пятна. Весь отдел тогда укатывается от смеха. Однажды случился скандал, когда чересчур добросовестная техничка попыталась было забелить пятна. Никакие увещевания не действовали на нее, пока Петр Евдокимович своей властью не приказал ей строжайше не делать этого. Техничка плакала, почему-то считала, что под нее подкапываются и что ее, мол, хотят под каким-нибудь предлогом уволить с работы…
Времени оставалось мало, минуты три-четыре. Пока Петр Евдокимович откручивал проволоку и пока осторожно открывал пробку, сотрудники уже сгрудились вокруг него: Наталья Львовна с изящным бокалом, Иосиф Петрович — с огромной алюминиевой кружкой, в которой он приносил из дома суп, а молодежь, Игорь и Владимир Иванович, с гранеными стаканами.
Тост был коротким.
— Ну, — хрипловато сказал Петр Евдокимович, сухо сглотнув, — понеслась душа в рай, а ноги в милицию.
Выпили как раз под звонок и моментально стали расходиться. Петр Евдокимович, как обычно, хватал всех за рукава и уговаривал:
— Ну, пошли в преферансик, а? Пулечку?
Игорь ушел, сославшись на занятость. На душе у него было тяжело. Какое-то недоброе предчувствие завладело им.
IV
В первое время работы в управлении Игорь ездил из дома и домой только троллейбусом. Ему казалось это естественным для городского жителя и, уж во всяком случае, совершенно безобидным: сел, покачался немножко на мягком сиденье, да еще, возможно, плечо о плечо с приятной соседкой, и вышел полный сил, свежий.
Но как-то в отделе приключилась беда: у Петра Евдокимовича врачи обнаружили геморрой. Сам Петр Евдокимович отнесся к этому равнодушно и рассказывал обо всем даже с каким-то оттенком бахвальства:
— Посадили на что-то такое — урна не урна, колодец не колодец — и оттуда горяченькая вода фонтанирует… Благодать!
Но никто на такую благодать не польстился. А тут еще вдруг выявилось, что молчаливый Иосиф Петрович тоже скрывал геморрой. Поднялась настоящая паника.
— Да он, случайно, не заразный, а? Понахватаемся тут…
— Ерунда. Надо просто зарядку делать. Везде зарядка, а только мы…
— Стулья жесткие… Проклятые условия…
Сперва было начали делать под радио производственную гимнастику, но это быстро всех утомило, как все обязательное и нужное.
— У меня, может быть, ноги затекли, — возмущалась Наталья Львовна, — а диктор командует: давай маши руками…
Решили тогда просто устраивать для проминки получасовые прогулки, но когда однажды во время прогулки Владимир Иванович подрался в очереди за какими-то особыми колготками и его до конца дня продержали в милиции, Петр Евдокимович запретил всякие оздоровительные процедуры в рабочее время за стенами управления. Паника как-то сама собой улеглась, лишь особенно мнительный Игорь принес на свой стул подушечку-думку и твердо решил ходить домой только пешком. Вначале,
