Вихрь - Йожеф Дарваш

Отец посмотрел на сына, который что-то рисовал, погладил его по голове и спросил:

— Что ты рисуешь, Золика?

— Это? Я еще не знаю…

— Но вот ты нарисовал колесо? Может, это будет автомобиль?

— Да, автомобиль. И летать он тоже будет.

— Ага, понимаю. Но что за руль ты нарисовал? Такие только у пароходов.

— А это и пароход.

— Ты же сказал — автомобиль!

— Да, на земле — это автомобиль, а на воде — пароход…

— Понятно. — Адам кивнул и улыбнулся. Вот он и дожил до того, что его сын сам что-то объясняет ему.

Вечером, улегшись в кровать, Адам долго не мог уснуть. Распахнул настежь окно, чувствуя, как свежий ветерок ласкает лицо. Временами занавесь на окне, натянутая ветром, отодвигалась в сторону, и тогда в комнату падал желтый свет фонаря, висевшего перед домом.

— Ты помнишь дядюшку Полони? — спросил вдруг Адам у жены.

— Да, конечно, а что с ним?

— Не знаю.

— Тогда почему же спрашиваешь?

— Вспомнил одну старую историю. Давно это было, несколько месяцев спустя после нашей свадьбы. Я тебе об этом давно хотел рассказать, чтобы ты это от меня услышала, а не от кого-нибудь другого, да вот все как-то не получалось. Смелости не хватало. Как я тебе мог об этом рассказать, когда каждый раз, когда ты прощалась и уходила, я видел в твоих глазах беспокойство и испуг. Да ты тогда, наверно, и не поняла бы меня.

Сонливость как рукой сняло с женщины. Она с любопытством слушала мужа.

— Ты помнишь, как неожиданно началась в том году зима: выпало так много снегу, что его не успевали убирать с дорог, а потом пошли проливные дожди. Мы еще тогда радовались неожиданному потеплению.

— А потом пришли морозы, — сказала женщина.

— Да. Дороги стали похожи на катки. Я помню, наш шеф даже запретил выезжать в дальние рейсы. Вся наша работа тогда заключалась в разбрасывании шлака на улицах и дорогах. Я решил проверить всю электропроводку в машине.

Однажды, когда мы уже собирались домой, а я повязывал себе галстук, к нам вбежал начальник. Лица на нем не было. Он не говорил, а заикался. После каждого слова хватался за очки и смотрел на нас такими глазами, будто мы должны были досказать за него то, что он никак не мог вымолвить.

— Там, в горах… мне только что звонили… Наш товарищ, Байко… Скорая помощь в лучшем случае доедет только до развилки… Каждая минута дорога, а до шахты оттуда еще тринадцать километров…

Старина Полони, который, нагнувшись, смазывал свои ботинки тавотом, выпрямился.

— Байко?!

Начальник молча кивнул.

— А что с ним?

— Что-то с желудком, прободение кишок или что-то в этом роде…

Полони молча разглядывал свои ботинки, а затем решительным тоном сказал:

— Понимаю.

— Скорая помощь не вездеход…

— Понимаю.

Начальник еще что-то продолжал говорить, но старик посмотрел прямо на меня, хотя в раздевалке было шесть человек.

— Ну, кто поедет со мной? — спросил он.

— Я поеду, — ответил я.

Мне было хорошо известно, что начиная от развилки вверх действительно нет дороги. Летом там вырубили просеку, и к шахте проехала первая машина. А поселок построили уже осенью. Тогда же построили сарай, в который мы на ночь загоняли машины. Тут же находилось и жилище Байко с семьей.

Дорога была узкой и сильно петляла. Ехать по этому серпантину летом и то было небезопасно.

Мысленно я представил себе Байко: худой, с впалой грудью, подстриженными усиками. Байко постоянно сквернословил. Мы его все недолюбливали.

И вот теперь за ним нужно было ехать. А дядюшке Полони захотелось, чтобы с ним поехал я.

Когда я согласился, старик Полони и начальник с облегчением вздохнули.

— На какой машине поедем?

— На «летучке».

— Хорошо.

Все наши ребята провожали нас до ворот, махали руками.

Машину вел я.

Пока ехали по городу, дорога была вполне сносной, но я ехал все равно осторожно, так как было уже совсем темно.

Когда мы выехали на базарную площадь, старина Полони сказал мне:

— Побыстрее, сынок.

Я даже не взглянул на него, так как все мое внимание было приковано к дороге.

Когда мы стали подниматься в гору, темнота сгустилась, хоть глаз коли. Задние колеса начали ходить из стороны в сторону, но я не сбавлял скорости. Полони ничего не говорил. Пока доехали до развилки, я весь взмок от пота. Я решил было снизить скорость, но старик, ни к кому не обращаясь, произнес:

— Прободение желудка.

Мотор надрывно завывал, фары выхватывали из темноты деревья, похожие на мраморные колонны. Медленно, но упорно мы поднимались все выше и выше.

Я уже думал, что машина пойдет хорошо, как вдруг баранку чуть не вырвало у меня из рук: машину бросило сначала вправо, потом влево, а совсем рядом — зияющая пропасть.

Я и до сих пор не знаю, как это могло случиться. Я машинально схватился за тормоз. Машина остановилась. Старик как ни в чем не бывало сосал свою сигарету, но только тут я заметил, что она у него не горит. Несколько секунд мы оба молчали, потом он сказал:

— Ну, нужно посмотреть, что тут у нас. — Он вылез из машины, я — за ним.

Машина прижалась к дубу, задние колеса повисли над пропастью.

— Внизу обрыв метров в двадцать, — проговорил я с дрожью в голосе.

Старик как-то по-особому взглянул на меня и, махнув рукой, сказал:

— Пошли.

Старик сел за баранку, а я подкладывал под колеса палки. Он так умело маневрировал, что довольно быстро выехал на дорогу и, проехав некоторое расстояние, остановился. Я догнал его и хотел сесть справа, но он кивнул, указывая влево, и сказал:

— Туда.

Несколько сот метров я не ехал, а мучился: меня охватил страх, руки дрожали, я даже перестал верить своим глазам. Только что совершенная ошибка лишила меня всякой уверенности. Но напрасно я бросал на старика взгляды, полные мольбы, он смотрел на дорогу, а на меня взглянул только тогда, когда мы были уже у цели.

Открыв дверцу машины, он соскочил на землю и, выплюнув сигарету, обнял меня за плечи.

— Ну вот мы и приехали, сынок!

— А как же вниз? — испуганно поинтересовалась жена Адама.

Но Адам, казалось, даже не расслышал ее вопроса: мысленно он был где-то далеко, рядом со старым Полони.

— Что ты спросила?

— А как же обратный путь?

— Нормально.

Обратно машину вел сам старик.

— А больной?

— Живет и по сей день. Только товарищи говорят, что после операции он перестал ругаться…

Адам чувствует, как жена ближе придвигается к нему, обдает его теплым дыханием, обнимает за плечи.