Осень добровольца - Григорий Степанович Кубатьян
Меня в итоге «простили», пообещав точно отрезать язык в следующий раз. Весь день я ходил, будто ушибленный: меня трясло от испуга.
А на следующий день так ходили все воспитатели вместе с нянечкой. Никто не шутил и не смеялся, не было занятий, и мы даже не играли в игры. За окном со стороны Фонтанки доносились протяжные заводские гудки. Умер Брежнев.
★ ★ ★
Мы стоим на плацу в полной экипировке. Новые резинки от пластиковых налокотников и наколенников мне давят — и я сдвигаю их на голени и предплечья, подсмотрев, как это сделали другие.
— Ассалям алейкум! — приветствуют нас командиры.
— Алейкум ассалям! — дружно отвечают бойцы. Постоянного командира у нас нет. Точнее, их несколько: кто выходит перед строем и громко что-то говорит — тот и командир. Я запомнил двух взводных: чеченца с позывным «Ноль Пятый» и русского с позывным «Мачета» (именно так, через «а»). Последний сморщенным лицом действительно похож на голливудского бандита Дэнни Трехо, но ниже ростом.
Поток людей, выплеснувшись за ворота лагеря, становится похожим на пчелиный рой: растягивается, утолщается, монотонно гудит. Только пчёлы — не жёлто-полосатые, а зелёнопятнистые, и почему-то ползут, а не летят.
Солнце зависло между облаками — словно горящая мишень, а вокруг наворачивает круги небольшой самолёт, из которого маленькими дротиками выскакивают парашютисты и втыкаются в небо рядом с солнцем. У одного запутался парашют, он выпускает запасной, но и у запасного раскрылась лишь половина крыла. Боец так и летит — на кривом парашюте, и мы, задрав головы, провожаем его взглядом: разобьётся или нет?..
Полигон находится в старом карьере, в паре километров от лагеря. На подходе к нему нужно сбежать по крутой, почти отвесной стене оврага. Будь я один — подумал бы, бежать или нет, и, скорее всего, поискал бы место для спуска попроще. Но человеческий рой лишь на миг замирает над оврагом — и, когда первые бойцы прыгают вниз по склону, за ними летят остальные.
Стрельбы проводят на поле, огороженном высокими насыпями в три человеческих роста. Тактические занятия идут на таком же поле по соседству. Десяток автоматов на двести бойцов. Инструктора несут цинки с патронами. Мы заряжаем ровно половину магазина — по 15 патронов, отстреливаемся быстро, и на позицию выходит следующая группа, потом другая. При желании, можно занять очередь снова и выпустить ещё 15 патронов.
Приклад моего АК-74 затёрт, покрыт царапинами и помнит руки тысяч курсантов. Курок после нажатия не отскакивает назад, его нужно поправлять пальцем. Тренировочный автомат, а стрелял чаще боевых.
— Вот так руки держим… Плечи сжимаем… Сильная позиция! — объясняет высокий чернобородый чеченский инструктор. — Огонь!
По полю взлетают фонтанчики песка. Попасть нужно в жёлтые металлические мишени в конце полигона, но выходит у всех — по-разному. Так, в группе передо мной молодой интеллигентный чеченец в очках никак не может вставить магазин в автомат; инструктор несколько раз подходит к нему, ласково и терпеливо показывает. Когда же молодой человек стреляет, пуля вонзается в землю в нескольких метрах от него. Это рекорд неточности, но инструктор не сердится, а снова подходит и поправляет автомат в руках парня.
— Внимание! Меняем магазин. Когда магазина нет, кричим: «Красный!». Чтобы товарищ знал, что вы стрелять не можете, и прикрыл. Поставили магазин на место, передёрнули затвор — и кричите: «Зелёный!», — громко объясняет инструктор.
Стреляем из разных положений — стоя, на ходу, с колена, сидя, лёжа. Вынимаем и вставляем обратно магазины, щёлкая затворами.
Ветераны косят от стрельб возле курилки. Они и так всё умеют, и стрелять по 15 патронов для них — ребячество.
На втором поле идут тактические занятия: учат перемещаться, прикрывая друг друга. Автоматы здесь не положены — приходится бегать, как в игре «Зарница», выставляя вперёд пальцы и крича «кхх!» вместо выстрела. Но главное тут — не «попасть», а правильно упасть. Старший кричит «противник справа» или «противник спереди» — и нужно реагировать. Чеченские инструктора, показав пару раз, что делать, удаляются. Некоторое время бойцы бегают и падают правильно, потом путаются — и уходят к курилке.
Многие успели подписать снаряжение и одежду. У бывалых бойцов позывные вышиты на шевронах, у новичков — написаны чёрным маркером на кепке и кителе. Я себе позывной не придумал, и пока что изучаю, что сочинили другие.
Волк, Кот, Лось — животный мир, тут всё понятно. Крупное животное — символ силы и неукротимости. Мелкое животное — осторожность, скрытность, такой позывной подойдёт разведчику или связисту.
Ржев, Ольхон, Новоросс — по месту происхождения. Новоросс — значит, из Новороссийска.
Таксист, Механик, Опер — по роду деятельности.
Святой, Ангел, Бог — по уровню амбиций. Хорошо, что Бог у нас пока в наличии только один. А то ходили бы по учебке Бог-1 и Бог-2, смущая умы верующих.
Тихий, Седой, Большой — по внешнему виду или по самоощущению. Мой сосед по кубрику Тихий — уже Тихий-3.
Ещё в нашем кубрике живёт молодой парень. Светлый, чуть пухлый, с добрыми глазами. Написал на кепке позывной — «Вереск».
Ветераны Барон, Гога и Ольхон зубоскалят:
— Что-о? Что ещё за «вереск»? Это что такое вообще?
— Растение такое. Из него напиток делают в Шотландии, — отбивается парень.
— Ха-га-га! Растение. Какой ты, нахрен, Вереск? Ты же Снежок! — веселятся бойцы.
— Ну, Снежок так Снежок, — добродушно машет рукой парень и исправляет позывной.
На траве сидят двое Бродяг. Хорошо, что я не успел взять себе этот позывной.
— Ну, какой ты «Бродяга»?! — смеётся, узнав об этом, Турист. — Ты же нормальный, а «Бродяга» — это для маргиналов, уголовников.
— А я в лагере ещё двух «Туристов» видел, — парирую я. — Не лучше ли было взять позывной, связанный с твоей профессией? Например, «Пожарный».
— «Брандспойт», «Шланг», «Помпа»… — сходу начинает накидывать варианты остроумный Варяг.
Стоящий рядом невысокий худощавый парень в очках и тюбетейке, надетой поверх капюшона толстовки, по виду татарин, прозвище себе придумал нелепое — «Киллер». Впрочем, про этого татарина я слышал, что на срочке он служил боевым пловцом. Если люди не соврали — то, может, и татарин не шутил, сочиняя позывной?
Я подхожу послушать, не рассказывает ли он что-нибудь интересное из жизни профессионального убийцы, — но Киллер в основном молчит, и лишь саркастически кривит губы, глядя на собеседника. Его приятель только что верил лея с фронта:
— Ещё знаешь, что было? Танк на нас выехал укропский. А подбить — нечем. Один из наших на этот танк забрался и в люк гранату кинул! Но убежать не успел. Танк взорвался,
