Александр Колотило - Афганистан идет за нами вслед

Второй интерес возник у Баграма позже, с появлением в палатке Кнопки.

Эта крошечная беленькая собачонка, чем-то смахивавшая на ягненка, «прописалась» в «молодежной» палатке в последних числах апреля. Степанов даже не помнил, кто из ребят ее принес. Но всем понравился щенок. Тут же распределили в шутку родственные обязанности — старший лейтенант Сашка Нечипорук из бронетанковой службы стал воспитаннице мамой, лейтенант Хромов, командир взвода НАД — начальника артиллерии дивизии, — папой, Степанова и Терентьева назначили дядей и тетей. Даже песенку сочинили об этом.

Начали решать, какую выбрать кличку.

— Назовем Кнопкой, — предложил Нечипорук.

— Нет, Белочкой, — стал возражать Терентьев.

— Ни вашим, ни нашим, назовем ее Кнопкой или Девочкой, но по-афгански, — попытался поставить в споре точку Алексей.

Пошли к переводчику.

— «Кнопка» по-афгански будет «тукма», а «девочка» — «дохтар», — проконсультировал тот.

— А!.. Зовите, как хотите, — махнул рукой Нечипорук. — Для меня она Кнопка.

Так и прижилась эта кличка за воспитанницей.

Через несколько дней Степанов ушел в рейд. Вернувшись, узнал, что Кнопка очень сильно заболела и ее долго выхаживали. Кормили таблетками, сгущенкой. Неячипорук брал ее на ночь в свою кровать, чтобы не замерзла. А тут еще прибилась эта черная. Откуда она появилась — кто ее знает. Но подлая!.. Сказать «воровка» — не то слово. Постоянно обижает Кнопку.

Баграм теперь перестал быть любимцем в «молодежной» палатке: как-никак, есть своя воспитанница. Но он оказался умным псом, зря, что избалованным. Хотя все ему и это прощали. Любил пошутить над собакой инструктор политотдела по комсомолу прапорщик Ласкин. Привяжет пакет с печеньем на шею Баграму, тот и носится между палатками со своими харчишками, пытаясь лапой достать лакомство. Побегает-побегает, и опять к Ласкину. Иван, конечно, сжалится. Пес съест печенье и растянется на щелястом полу палатки. Вот тут и начинается для Кнопки раздолье. То взбирается к нему на спину, то треплет за уши, то ухватит за щеку — ему хоть бы что. Никогда не обидит. Умница.

Полюбили Кнопку и в особом отделе. Где-то в пять утра она обычно приходила в палатку к начальнику и начинала тянуть с него одеяло — в гостях сгущенка, наверное, была всегда вкуснее…

Баграм однажды даже познакомился с заезжей знаменитостью — Иосифом Кобзоном. Кажется, в апреле восьмидесятого он впервые прилетел в Афганистан. Конечно же, выступил и у десантников. После концерта Кобзон был приглашен на обед в командирскую палатку. В самый разгар беседы появился Баграм. Он имел привычку приходить без приглашения, за что его и пожурил генерал. Однако Кобзону Баграм, как потом рассказывали, понравился.

— Хороший пес, — погладил он непрошенного гостя.

Так Баграм приобщился к искусству. Но он, конечно же, не Мальчик. Нос задирать не стал. По-прежне6му совершал свои ежедневные обходы лагеря, ночевал же непременно дома.

Рембат стоял метрах в трехстах от штаба дивизии. Однажды Степанов, возвращаясь ночью от «технарей», неожиданно услышал за спиной шорох. Схватившись за кобуру, отпрянул в сторону. Резко обернулся — сзади стоял Баграм. Тот выполнял долг вежливости: провожал гостя. Вместе дошли до штаба. У крайней палатки пес остановился.

— Пойдем, Баграм, угощу сгущенкой, — манил Алексей, — иди за мной. Слышал? — Сгущенка!

Нет, провожавший не двинулся с места. Он свою задачу выполнил и мог вернуться в рембат. Так и сделал.

Баграма и Кнопку объединяло главное — преданность хозяевам. Правда, у каждого из четвероногих друзей это проявлялось по-разному. Баграм, например, не мог терпеть афганцев. Узнавал безошибочно, даже если они одеждой почти не отличались от наших. Обязательно облает и до тех пор не пустит в лагерь, пока на него не прикрикнет кто-нибудь из своих. А однажды произошел вообще анекдотический случай. Осенью, когда прилетел из Союза командующий воздушно-десантными войсками, попросили у афганцев на время шикарный по тем временам черный «Шевроле». Адъютант комдива гонит машину в лагерь, а Баграм бросается на нее с яростным лаем. То забежит вперед, загородив дорогу, то отскочит в сторону, пытаясь ухватить зубами колесо. Туго пришлось адъютанту. И нельзя наехать на любимца, и машину надо подать вовремя к штабу. Обругался последними словами, а свидетели этой сцены упали со смеху…

Баграм исчез через полтора года. Сначала его ранили. Пуля прошла по касательной и лишь рассекла кожу на груди.

— Не иначе, как «летуны»… Наши не сделали бы такого, — возмущались все. — Знать бы, кто точно…

Летчики иногда грешили, поначалу доставляя немало хлопот десантникам. Как вечер — так у них стрельба. Пока начальник штаба дивизии Пресняков не предупредил: «Еще раз затеете пальбу, буду считать это за нападение душманов. Разверну артполк и врежу прямой наводкой по аэродрому…»

А потом Баграм и вовсе пропал. Говорили, что видели его посаженным на цепь у летчиков. Начали искать. Пес как в воду канул. Найти его так и не удалось.

А Кнопку сгубила ее же преданность. Она признавала только жителей «молодежной» палатки да еще немногих избранных. Остальных же, проходящих мимо, старалась обязательно облаять. И делала это очень своеобразно. Можно даже сказать, добродушно. Скорее всего, для забавы. Налетит с яростным лаем, бросится под ноги — вот-вот ухватит за сапог. Но в самый последний момент остановится. И так стоит секунды две-три, застыв с разинутой пастью.

Все были знакомы с чудачеством Кнопки и прощали ей эти шалости. Но однажды проходил мимо палатки один полковник. Он только что получил это звание досрочно. И не только звание. Еще и орден Красного Знамени. И надо же было Кнопке его облаять! Полковник ухватился за пистолет. Но подоспевшие ребята отбили свою любимицу, утащив ее в палатку.

Полковник, задетый покушением на его авторитет, не успокоился. Взял себе в помощь двух товарищей из штаба и пришел расправляться с обидчицей.

— Посмотрите, у нее же красные глаза! Она двоих солдат из моего полка искусала, — доказывал он.

— Да у нее от рождения такие, — защищал свою воспитанницу «мама» Нечипорук. — И не красные, а коричневые…

Хоть у полковника и у его спутников на погонах было значительно больше, чем у каждого из обитателей «молодежной» палатки, Сашка не спасовал перед старшими по званию. Кнопку в обиду не дал.

— Тащи ее домой, — сказал Ласкину, передавая тому собачонку. — Да смотри не выпускай…

Оплошал Иван. Кнопка вырвалась из рук и, проскользнув под пологом, выскочила из палатки.

Полковник тут же выхватил пистолет, взвел курок и, набычившись, пошел к ней. Когда патрон в канале ствола, тут уж не до шуток. Подвернешься под горячую руку, а вокруг люди…

— Кнопка, беги! Беги, мать твою!.. — ругался Сашка Нечипорук.

— Пошла вон! — кричали ей другие. — Назад!..

Кнопка не привыкла к такому грубому обращению. Она стояла и, словно загипнотизированная, смотрела на пистолет, слабо помахивая хвостом. Выстрелы треснули сухо. Три. Один за другим. Собачонка, наверное, даже не поняла, что случилось — брошенная ударом наземь, она еще по инерции два раза вильнула хвостом…

Чувствовали себя все мерзко. С той поры полковник, проходивший в штаб мимо «молодежной» палатки, нередко слышал выкрики: «Убийца!»

Трудно объяснить его поступок. Всем показалось, что он был выпивши. А ведь знали его как боевого заслуженного офицера. Спустя годы Алексей будет служить под его началом, потом, когда тот пойдет еще выше, в Москву, будет часто встречаться с ним. И никогда этот офицер не даст повода сказать о себе, что он непредсказуемый генерал. Он всегда будет ровным, тактичным, сдержанным. Так что же тогда с ним случилось в тот день в Афганистане?!.

Наверное, подумает Степанов, в те минуты у полковника, как сейчас модно говорить, «поехала крыша»… Ехала она у каждого и по-разному. На войне как на войне…

Глава третья

Распутица началась в Кабуле в конце января. До этого стояли по ночам двадцатиградусные морозы. Днем на солнце подтаивал снег, а ночью опять лужи сковывал лед. Непривычной для десантников была эта первая афганская зима. Грань между нею и весной как бы отсутствовала. Было и то, и другое. Весна приходила днем, зима — ночью. А потом зарядили дожди. Шли они, не переставая, суток по трое подряд. Расчистится небо, блеснет солнышко… Не успеют ему порадоваться, как опять пойдет дождь.

Земля в лагере раскисла до такой степени, что просто не хотелось выходить из палатки. Того и гляди, зачерпнешь голенищами сапог густую и липкую жижу. Дорог не было. То, что ими могло называться лишь условно, машины разбили невероятно. Из лагеря выходили только автомобили с повышенной проходимостью. Идет, бывало, «ГАЗ-66-я», вода доходит до самого полика. У водителя уже ноги промокают. Словно катер на волнах, ныряет в глубокие колдобины. Но идет все же!