Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
Дани подошёл к окну. Забор и сарай разметало в мелкую щепу. Вишен и слив как не бывало. На месте аккуратных грядок зияла огромная, смердящая воронка. Даже самому отъявленному фантазёру сложно было бы предположить, что где-то здесь совсем недавно были живые люди.
Дани сначала услышал, как хлопнула входная дверь, а потом и почти сразу увидел женщину. Она пробиралась через перепаханный бомбовым разрывом огород к тому месту, где недавно располагались сарай и погреб.
– Она надеется найти сына, – проговорил Дани.
– Может и найти. Такие случаи известны. Эти авиационные бомбы – странные штуки. Бывает, человека хватает взрывная волна, поднимает в воздух вместе с крышей, стенами и прочей начинкой и опустит так аккуратно, что он разве что коленки разобьёт. Но не без контузии, конечно.
Округу заволокли дымы. Солнце поднималось всё выше. Становилось жарко. Удушающая тишина, обычная после налёта, стала заполняться плачем, рычанием двигателей, железным лязгом. Дани смотрел и не узнавал этого места – обычное дело после налёта. А женщина всё ещё шла по перепаханному взрывом огороду, как по гладкому шоссе.
– Любовь и смерть всегда вдвоём, – проговорил Дани. – Романтично. Не эту ли ночь я буду вспоминать в последний свой час?
Но Шаймоши был чужд романтики. Со свойственной ему энергией он принялся наводить порядок в разгромленном взрывной волной коридорчике. Дани продолжал смотреть в окно. Вот женщина подошла к руине, которая некогда была сараем. Вооружившись палкой, она стала ковыряться в горе каменных осколков. Время от времени она поворачивалась так, что он мог видеть её лицо. Странная, шизофреническая решимость непременно совершить задуманное читалась в выражении этого лица. Неужели она надеется найти сына живым? Женщина работала самоотверженно. Белый больничный её халат скоро превратился в перепачканные сажей лохмотья. Сглатывая позывы вожделения, Дани наблюдал, как работают мышцы её тела: рук, ног, живота, спины, ягодиц.
– Где караульные? – для порядка спросил он.
– Все попрятались в погреб. Да где теперь тот погреб!
Дани обернулся. Шаймоши уже стоял возле двери с лопатой и ломиком в руках. Он смотрел на командира выжидательно.
– Надо откопать господ офицеров. Они все попрятались в погреб, а дверь, как видите, завалило.
* * *
– Чёртов зной! Чертова страна! – шипел лейтенант Алмос Гаспар.
– Погоди, дружище! То-то будет зимой! – капитан Якоб собственноручно помогал своему подчинённому вытряхивать древесный сор из буйных кудрей. – Здесь тебе не кафе-шантан, пора привыкать к военной причёске.
Тут же был призван ординарец Гаспара. Запасливый Шаймоши, оставив без внимания пленных, сбегал за бритвенным прибором. Ординарец Дани оказался прав относительно странных особенностей поведения взрывной волны. Крепкий на вид каменный сарай она разрушила до основания. Сильно пострадал и бывший купеческий дом, в котором располагался штаб батальона, а домишко воронежской вдовы-мещанки лишился стёкол и оконных переплётов, но в остальном уцелел. Взрывная волна вымела с огорода все растения, добросовестно выкорчевав даже старые, но крепкие деревья, но при этом в палисаднике по-прежнему цвели синие цветы, которые всезнающий Алмос называл дельфиниумами.
К женщине в перепачканном кровью и грязью медицинском халате вскоре присоединилось ещё несколько человек. Похожие на тени потустороннего мира, без пола и возраста, люди эти так же, как и она, были пленными русскими партизанами – заключенными тюрьмы, располагавшейся в полуподвальном этаже штабного строения. Как они выбрались из полуподвала? Где набрали инвентаря? Зачем ковыряются в груде каменного хлама? Дани рассматривал призрачные фигуры помощников женщины. Многие из них сами были изранены осколками битых стёкол. Следом за пленными из-за дымовой завесы явились и конвойные жандармы. Этих набралось не менее десяти человек – по два на каждого пленного. Конвойные, расположившись неподалёку от руины, молча наблюдали за работами.
Русские пленные поначалу работали быстро. Видимо, они надеялись извлечь своих из-под завалов живыми. Серафима руководила ими. Пленные обращались к ней уважительно «товарищ Табунщикова» или «Серафима Андреевна».
– Берегите руки, Серафима Андреевна, – сказал ей один из пленных, пожилой мужчина в очках. – Они у вас золотые и для другой работы предназначены.
– Для той работы они мне уже не пригодятся, – тихо ответила она.
– Прекратить разговоры! Работать! Быстрее!
Конвойный-венгр отдал приказание на ломаном немецком языке и был быстро и адекватно понят. Женщина ухватилась за обломок стены. Мужчина поднял и покатил тачку.
Дани улыбнулся. Наверное, в кругу земляков Серафима слывёт почтенной особой. Её уважают, несмотря на то, что этой ночью она отдалась ему со всей очевидностью. Дани негодовал, но от обвинительной речи воздержался. Победителю не к лицу вступать в объяснения с поверженным, униженным, приуготовленным для смерти противником. Впрочем, была минута, когда мимолётная жалость к этой женщине шевельнулась в его сердце. Это случилось в тот момент, когда пленный русский – всё тот же пожилой мужчина в очках – извлёк из норы, образовавшейся в результате обрушения одной из стен, тело мальчика Матвея. Сколь дорого заплатил бы Дани за любовь и надежду, адресованную ему? Отдал бы жизнь, талант, правую или левую руку? А может быть обе? Слезы навернулись на его глаза, когда он наблюдал за матерью-врачом, осматривавшей собственное мёртвое дитя. Он видел, как надежда угасает в её глазах, как дрожат её израненные руки. Извлечённый из норы мальчишка, казался с виду вполне целым и мог бы быть живым, если бы не рана на голове. Такая небольшая, почти бескровная рана.
Она отвергла помощь других пленных, и сама отнесла тело сына в сторону, к другим мертвецам, а потом, понукаемая конвойными, вернулась к работам. Сильная женщина. Пожалуй, такая ещё могла бы родить детей.
– Что будем делать с пленными, господин капитан? – спросил Дани.
– Как обычно.
Якоб заглянул в чёрную дыру погреба. Потянул носом, простонародно сплюнул.
– Как говорят русские в таких случаях, а?
– Русским духом пахнет, – сказал Дани по-русски.
Ему показалось, или женщина отреагировала? Замерла ли она на мгновение от того, что саднили её израненные руки или болела натруженная спина? Она не понимает венгерского языка – это ясно. Но она может знать немецкий.
– Габели!
Дани обернулся. Верный друг Гильденбрандт спешил к ним, перепрыгивая через доски поваленного забора.
– Нас перебрасывают к больнице. Там русские совсем остервенились. Атака за атакой. Гербер предлагает открыть по ним огонь из зенитных орудий!
Дружище Гильдендрандт орал. Сверкающая улыбка смотрелась довольно странно, но изысканный, берлинский выговор звучал в ушах Дани сладчайшей музыкой.
– А я смотрю, вы благополучно пережили налёт. В штабе, надеюсь, никого не было?
Гильдебрант, совершив последний прыжок, оказался наконец рядом с Дани и Алмосом. Пока Гильдебрандт и Алмос
