Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)
Вот старика втолкнули в машину, туда же вскочили полицейские и захлопнули дверцу. Человек в штатском огляделся и сел рядом с шофером.
Какое знакомое лицо! Кто же это такой?
Машина рванулась и через несколько секунд скрылась за сопкой.
Пан Чак сполз со скалы, перескочил через овраг, обошел сопку и, сделав большой крюк, выбрался на дорогу, ведущую в город.
Что же произошло? И что за человек сел в машину рядом с шофером? Он знает этого человека, но не может вспомнить, кто это такой.
Пан Чак добрался до хижины Ким Хва Си и остановился, опасаясь переступить порог. На счастье, учитель сам появился в дверях. Пан Чак рассказал ему все, что видел.
— Паром ушел недавно, и взрыва еще не было, — заключил он, — значит, просто выследили хижину старика Пек Уна.
— Тебе придется немедленно уехать! — решительно сказал Ким Хва Си. — На твой след, видимо, напали.
Они вошли в хижину.
— Это тебе на дорогу, — сказал учитель, передавая Пан Чаку тоненькую пачку денег, — иди не задерживаясь. Пробирайся в рыбацких джонках через острова в Мокпхо, а оттуда в Сеул. Разыщешь там на текстильной фабрике Катакура механика Чан Бона. Он свяжет тебя с Ван Гуном.
— Как, Ван Гун в Сеуле? — удивился Пан Чак.
— Да, теперь в Сеуле. Ему, как и тебе, нельзя долго находиться на одном месте, — улыбнулся Ким Хва Си.
Учитель смотрел из окна на удаляющуюся фигуру Пан Чака, пока тот не скрылся за домами. Потом взял стопку тетрадей и, сутулясь, пошел в школу.
Возвращение сына
За два дня Пак Собан соорудил на своем пепелище новую хижину. Правда, не такую просторную, какая была у него до пожара, но для своей маленькой семьи он и не собирается тут целый дворец строить. Хижина получилась даже лучше, чем была на Двуглавой горе. Апання обмазала стены глиной и сложила печь. На старом пожарище валялись обгоревшие, но вполне пригодные чугунки. Она отобрала пару самых крепких, не потрескавшихся от огня, и вмазала их в очаг.
— Зачем нам столько чугунков? — сердился Пак. — Можно подумать, будто ты каждый день готовишь и рис, и фазана. Или ты думаешь, здесь поселится семья помещика?
— Не помешает, — оправдывалась Апання. — Зато в горячей воде не будет недостатка.
Каждый день Пак тащил в новый дом что-нибудь подходящее. То найдет жердь, чтобы еще надежнее подпереть навес, то сноп новой соломы достанет для крыши, то чурбак принесет, из которого потом можно будет сделать корыто.
Постепенно в доме появилась и посуда. Правда, не такая удобная, как прежняя, пока только деревянная, но со временем будут и тыквенные ковшики. Где это видано, чтобы сразу обзавестись всем хозяйством!
Не успел Пак обосноваться на новом месте, как по соседству появилась еще одна хижина — кочующего батрака Кан Сын Ки. Он, конечно, не мог построить такое хорошее жилище, как у Пака, потому что ему никто не помогал: жена больна, а старуха мать и маленькие дети — какие же из них помощники! Но на первых порах и это хорошо, было бы где приклонить голову.
Через неделю на старом пепелище выросла целая деревня. Все-таки место обжитое, вот и потянулись сюда батраки Ли Ду Хана, да и кое-кто из уцелевших погорельцев вернулся.
* * *Как и велел Ли Ду Хан, только первую половину дня Пак с женой работали на помещичьем поле, а ближе к заходу солнца они могли идти на свой участок.
Спустя полгода Ли Ду Хан убедился, что у Пака нет прежнего усердия: он не успевает обрабатывать даже то полтенбо земли, которое арендует. Но помещик не стал отбирать у Пака землю, а дождался, пока тот собрал урожай.
И вот уже год, как семья Пака батрачит у Ли Ду Хана. У Пака стало меньше забот. Он и его жена теперь весь день на помещичьем поле, и им не приходится ломать себе голову над тем, как обработать еще и свой участок.
Однажды, когда семья собралась обедать, Апання выбежала зачем-то на улицу, но тут же с криком бросилась обратно:
— Смотри, смотри, кто идет!
Пак поднялся и вышел на порог. Он стал вглядываться в человека, показавшегося на дороге, и не сразу узнал своего старшего сына Сен Челя, который удивленно оглядывал незнакомую ему деревню.
Паку надо было стоять на месте и, сохраняя достоинство, ожидать, пока Сен Чель, как и должен поступить сын, подбежит к нему и, опустившись на колени, коснется головой земли. Но старик не выдержал, бросился навстречу Сен Челю и повел его в дом, на ходу крича жене:
— Ты видишь, это Сен Чель приехал, посмотри скорей, кто приехал!
Апання сначала совсем растерялась, но, спохватившись, быстро вытерла подолом юбки циновку у стола и начала усаживать сына, забыв, что стоит отец.
Сен Челю хотелось обнять стариков, но он постеснялся и только просил их успокоиться. Апання засуетилась у очага и, даже не спросив мужа, положила на стол приготовленные для продажи пять яиц, которые снесла их курица. Увидев это, Сен Чель достал из своей котомки кусок вареной свинины, яблоки и земляные орехи.
Семья уселась за стол, но опять все выходило не так, как надо бы. Вместо того чтобы выслушать сына и узнать, где он жил эти годы и достойно ли вел себя, старик сам принялся поспешно рассказывать обо всем, что произошло с ними в отсутствие Сен Челя. Апання тоже вставляла словцо, если он что-нибудь забывал.
Сен Чель слушал внимательно, подмечал все, что происходило в комнате. С той минуты, как он развязал свою котомку, Апання почти не отрывала глаз от свинины, да и старик то и дело поглядывал на стол, будто впервые в жизни увидел мясо.
Сен Чель стал их угощать, но никто не решался первым приняться за еду. Наконец мать, взяв со стола заостренную полоску тонкого железа, служившую ножом, отрезала четыре крохотных ломтика и, улыбаясь, заметила:
— Вот мы и свининки дождались.
Пак первым взял свой ломтик, а Сен Чель, разрезав мясо, сказал, чтобы они брали не стесняясь.
Сен Чель еще раньше обратил внимание на миску с мутной жижицей. Такой похлебки он дома раньше не видел. Все ж когда-то семья жила лучше. Отец ходит в рубище, да и на матери какое-то тряпье. А старики не жалуются, привыкли, видно, к этому, привыкли к своему шалашу, который отец называет «домом», к столику, сбитому из двух досок разной толщины. Отец рассказывает о своей жизни, о поджоге деревни так, будто речь идет о ком-то другом, о чужих краях.
Сен Чель слушал не перебивая и не задавал каждую минуту вопросов, как мальчишка, а дожидался, пока ему сообщат обо всем, что его может интересовать.
Потом отец сообщил, что и младший сын пошел по пути Сен Челя и вот уже два года, как отправился в Пхеньян на заработки. Не видал ли его Сен Чель?
Сен Чель замялся и сам поспешно задал отцу вопрос:
— А где же Мен Хи? Почему ее нет здесь и вы о ней ничего не говорите?
Пак рассказал все, что произошло с девочкой. Сен Чель сокрушенно качал головой, и всем стало неловко, и каждый ощутил свою вину.
Но тут Сен Чель, то и дело поглядывавший в окно, велел матери задвинуть решетку и попросил всех не так громко разговаривать, чтобы никто из посторонних не услышал их и не мог догадаться о его приезде. Пак удивленно посмотрел на Сен Челя и вдруг испуганно отшатнулся. Потом он поднялся, и лицо его стало строгим, и он уже не спускал глаз с сына. Мать заметила это и тоже посмотрела на Сен Челя и увидела, что шнурок на его рубашке развязался и что грудь его перебинтована.
Тогда она посмотрела на мужа: что скажет он?
Пак, глава семьи, решительно спросил Сен Челя, почему у него перевязана грудь и почему он должен прятаться от людей. Он добавил, что, если это его избили за нечестные дела, пусть лучше ничего не рассказывает, а берет свою котомку, которую мать уже перенесла на самое видное место, и пусть уходит. Пак Собан будет знать, что у него больше нет старшего сына, а людям скажет, что старший сын умер в его душе.
Сен Чель улыбнулся и ответил, что сражался за народное дело. А как все произошло, расскажет позже.
И только тогда старики вдруг всполошились: ведь им пора в поле, а то, чего доброго, кто-нибудь придет сюда за ними.
— Я пока отдохну, — сказал Сен Чель, — а вечером мы побеседуем. Можно даже позвать в дом двух-трех крестьян, но только надежных и толковых, чтобы умели язык держать за зубами, а при случае передали бы и другим то, что здесь услышат.
Пак Собан понимающе кивнул и стал торопить жену.
Сен Чель так и не решился сообщить родителям о брате: ведь они очень любят своего младшего сына. Сказать отцу, что его сын стал надсмотрщиком у Те Иль Йока, а потом попал в японскую армию, он не мог.
… Родители вернулись домой, когда уже стемнело. Едва успели поужинать, как пришел батрак Кан Сын Ки, а потом еще трое крестьян. Никого из них Сен Чель не знал, и они видели его впервые. Пак шепнул сыну, что люди эти надежные и при них можно говорить не стесняясь.
