Аркадий Сахнин - Тучи на рассвете (роман, повести)
— Послезавтра у тебя будет мало работы, паром не придет!
— Этого не может быть! — возразил Сон Чер. — Посмотри, сколько составов ждут парома.
— Не придет, — повторил Сукитоси. — Двадцать четыре часа будем бастовать. Мы не в состоянии платить новый военный налог.
И действительно, через день впервые паром не пришел по расписанию. Не пришел он и на следующий день, и еще три дня его не было.
А потом Сукитоси приехал и рассказал, что забастовку продлили еще на два дня, но все равно ничего не добились, и многие рабочие не понимают, почему ее прекратили. Он тоже думает, что лучше бы бастовать.
После того дня Сукитоси часто рассказывал, как трудятся и живут японские рабочие. Сон Черу казалось, что он уже знает всех начальников Сукитоси, и его товарищей, и надсмотрщиков, и все, что у них там на островах делается. А главное — он узнал, как Сукитоси ненавидит своих хозяев, как сочувствует корейцам.
Сон Чер даже подумал, что Сукитоси, наверно, коммунист, но спросить об этом не решался.
Сон Чер посылал приветы Саюко-сан — жене Сукитоси, которую он никогда не видел и, наверное, не увидит, и старшему сыну, которого скоро заберут в армию, и маленькой Мицико.
Сукитоси тоже знал всех домочадцев Сон Чера, хотя и он никого из них не видел, и каждый раз привозил для детей сцепщика то горсть каштанов, то хурму, то грушу.
Жена Сон Чера всегда старалась отблагодарить Сукитоси. Вот и сегодня она прислала для его Мицико новую корзиночку, еще лучше прежней, украшенную мельчайшими ракушками и золотым песком.
Они не сговаривались, но оба знали: Сон Чер не скажет детям, кто посылает им фрукты, и Сукитоси не скажет Мицико, откуда взялась корзиночка с золотым песком.
Дети могут проболтаться, и тогда Сукитоси не избежать неприятностей.
Они никогда не говорили о политике. Но доверие их друг к другу росло, и беседы становились откровеннее. Сукитоси, не стесняясь, спрашивал о настроениях корейских рабочих, а однажды паромщик сказал:
— Вот если бы мы все действовали сообща, дружно, то давно бы свернули шею чванливым самураям.
И снова они говорили о пароме, о вагонах, и каждый старался сделать другому приятное. И сегодня, как только Сукитоси узнал, что паром будет долго стоять, он разыскал сцепщика и сообщил ему об этом.
«Значит, успею к Пек Уну», — подумал сцепщик и заторопился домой.
— Не забудь поклониться от меня жене, — сказал на прощание японец, вспомнив о корзиночке из золотого песка.
Отойдя от пристани, сцепщик повернул в сторону хижины Пек Уна. Он подоспел почти вовремя. Товарищи решили, что он уже не придет, и только что начали совещание.
Пан Чак доложил о своем плане взрыва моста, и все вызвались помочь ему.
Только старый учитель молчал и был чем-то недоволен. Наконец он сказал:
— Я думаю, не надо взрывать мост на Чорендо.
Эти слова всех удивили.
— Почему же? — вырвалось у То Пена.
— Ведь это единственная переправа с острова в город! — воскликнул Пан Чак. — Ее надо взорвать!
И каждый подумал, что учитель не прав. Но он всех выслушал и спокойно возразил:
— Не надо, Пан Чак, горячиться. И нельзя одному безоговорочно решать важный вопрос. Давайте сообща во всем разберемся. Это верно, что мост связывает десятки заводов острова Чорендо с городом. Это верно, что вы сможете его взорвать, хотя и с большим риском. Но сырье на заводы Чорендо и готовую продукцию оттуда почти целиком перевозят по воде. Если мост будет взорван, мелкие и срочные грузы пойдут в город на катерах и паромах. А через несколько дней мост восстановят — и всё!
Пан Чак и другие товарищи внимательно слушали Ким Хва Си. А учитель продолжал:
— Но зато на ноги будет поставлена вся полиция. Начнутся аресты, и дальше работать станет гораздо труднее. Так можно рисковать только ради большой цели.
Теперь все посмотрели на Пан Чака. И хоть взрыв моста был его идеей и он свыкся с ней, он понял, что должен отказаться от нее.
— Ким Хва Си остался моим учителем, — медленно произнес Пан Чак. — Он прав.
И тут заговорил Сон Чер:
— Шесть составов ждут паромной переправы, но их не отправляют. Паром задержали, и буксирные катера наготове, говорят, дня два простоят, пока не прибудет какой-то очень срочный груз…
— О, я знаю, что это за груз! — перебил его Ли Шин. — На первый запасной путь поставили девять вагонов алюминия и еще семь вагонов магнезита. И по линии дан приказ пропускать без очереди на правах курьерского поезда какие-то двенадцать вагонов из Хоангхэдо. Военный комендант приказал нам, как только они прибудут, прицепить их к вагонам на первом запасном и сформировать поезд. Он пригрозил, что тот, кто задержит этот поезд хоть на минуту, будет расстрелян. И паровоз уже стоит под парами.
Неожиданно всегда спокойный Ким Хва Си воскликнул:
— Вот этот поезд надо задержать! Из Хоангхэдо идет обычно стратегическое сырье, которого в Японии нет, а без этого сырья не может работать ни один военный завод. И если так обставлена отправка поезда, значит, дело у них плохо.
Было ясно, что вагоны со срочным грузом надо задержать. Никто не сомневался, что паром ждет именно этот состав, но вот как задержать его, никто не знал.
Пан Чак почувствовал, что люди надеются на него. Ведь сам он рассказывал им, как партизаны пускали под откос эшелоны, взрывали мосты. Никто здесь в этом деле опыта не имеет. Значит, решающее слово принадлежит ему.
Там, у партизан, все было легче. Поезда шли с большой скоростью и на дальние расстояния. Всегда можно было выбрать удобное место для взрыва. А здесь от станции до паромной пристани — рукой подать, и весь путь чуть ли не по городу проходит, на виду у всех.
Разошлись поздно, решив, что каждый подумает о новом плане.
Пек Ун уже крепко спал, когда Пан Чак вернулся домой. Он вошел тихо и, не раздеваясь, лег на циновку.
Теперь ему не заснуть. Да и можно ли заснуть, если он, лучший партизанский минер, не может придумать, как пустить под откос хотя бы один-единственный состав?
Он лежал на спине с открытыми глазами, положив руки под голову, и думал. Он вспоминал все крушения поездов, организованные партизанами, все взрывы, которые подготовлял сам, но в создавшихся условиях все прежние способы не подходили.
В хижине царила тишина, и с моря не доносилось ни одного звука, потому что оно было спокойно, как озеро в ясный летний вечер. И только часы на стене мерно отстукивали секунды: «тик-так, тик-так, тик-так…»
Пан Чак подумал о мине замедленного действия с часовым механизмом. Но эта мысль не обрадовала его. Мину-то он без труда соорудит, да только куда ее ставить? Куда взрывчатку класть? Ведь состав так усиленно охраняется!
Пан Чак лежал и думал. Тишина окружала его со всех сторон, и он злился на себя, что ничего не может придумать, и злился на эти часы, которые так назойливо тикают. Он лежал и, вместо того чтобы сосредоточить свои мысли на большом деле, в такт часам считал: «Раз — два, раз — два, раз — два…»
И вдруг он привстал на циновке. Паром! Как можно было не подумать об этом?!
Он бесшумно отодвинул дверь и выскользнул наружу. Нагнувшись, чтобы не задеть веревки, на которых сушилась рыба, обойдя большие камни, выступавшие из земли вблизи хижины, вышел на дорогу. Ночь была темная, но он шел так быстро, как только мог, обходя улицы, где рисковал наткнуться на патруль.
Он не останавливался и не замедлял хода, пока не достиг скалистого берега невдалеке от паромной пристани. Здесь он перевел дух.
Пан Чак стал всматриваться в темноту, глядя вдоль берега, и вскоре различил силуэт парома. И как только Пан Чак убедился, что не ошибается, он разделся, спрятал в камнях одежду, тихо вошел в воду и поплыл под водой по направлению к парому.
Он плыл, медленно выпуская воздух, а когда дышать стало нечем, перевернулся на спину и, как в детстве, играя в прятки, высунул на поверхность только нос и рот и глубоко вдохнул. Потом, уйдя под воду, снова поплыл.
Так он добрался до парома, но не со стороны берега, а со стороны открытого моря. Он три раза нырял под паром, ощупывая дно, пока не нашел то, что искал. В дне парома оказалось несколько люков, а сбоку тянулась какая-то труба. Здесь нетрудно будет заложить тол.
Взрывчатку и часовой механизм придется укрепить проволокой и один конец ее прикрутить к трубе, а второй выпустить из воды к борту, чтобы замотать там за какой-нибудь крюк.
Со всеми необходимыми предосторожностями Пан Чак поплыл назад.
Одевшись, направился не домой, а к Сон Черу. Здесь никто не удивился позднему посетителю, потому что сцепщика, как и других железнодорожников, часто вызывали на работу глубокой ночью.
Они уселись на кухне, и Пан Чак подробно изложил свой план. Он был возбужден и время от времени хватал Сон Чера за руку и так сжимал ее, что сцепщик едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Волнение Пан Чака передалось ему.
